Владимир Дудин
Китайский пианист Юань Цзе впервые выступил в Мариинке. Фото из личного архива Юань Цзе
Валерий Гергиев начал 243-й сезон Мариинского театра со ставок по-крупному, наметив ряд стратегически важных репертуарных дорожек, включающих и симфонии Малера, и музыку Родиона Щедрина, и концерты лауреатов конкурса Рахманинова, и премьеры минувшего сезона.
В программу первого вечера в Концертном зале вошли «Озорные частушки» Щедрина, а также первые симфонии Шостаковича и Малера. Оркестр Мариинского театра показал себя в отличной форме, сумев сбросить после совсем небольшого летнего перерыва на каникулы мощную усталость тяжелого минувшего сезона, вновь подтвердив статус лучшего оркестра страны, способного на большие музыкантские подвиги.
«Озорные частушки», которые стали самым первым приношением маэстро Гергиева после ухода из жизни его обожаемого друга Родиона Щедрина, были выбраны неспроста, чтобы показать очень точный диапазон творческих исканий композитора. В построенных на контрастах русской протяжной, уходящей в мрачные раздумья меланхолии и русской же хлесткой частушки слышалось то, что азартно интересовало Щедрина на протяжении всей творческой жизни – уходящая корнями в народ идентичность советского человека, образ его мысли, философии звука и ритма, способность быть или не быть европейцем. Из глубин русской неизбывной тоски и боли за все на свете – до лихой частушки, которую композитор смело породнил с запретными буги-вуги и джазом.
В Первой симфонии Шостаковича Валерий Гергиев ушел далеко вглубь, сделав из сочинения молодого композитора (автору было 18 лет) очень зрелый, отягощенный опытом трагический опус с неутешительными предчувствиями судьбы художника и мира. Зато Первая Малера по контрасту с Шостаковичем прозвучала крайне духоподъемно, осчастливив в мажорном финале прорывом к свободе, о чем и писал эту симфонию композитор. Чуть позже публика Мариинского-3 услышала во весь голос и трагического Малера в его Шестой симфонии, исполненной в один вечер с первой частью «Запечатленного ангела» Щедрина.
Ставя рядом сочинения русского и зарубежного композиторов, Гергиев словно дает понять, как неотделимы Россия и Европа в параллели алгоритмов их развития: мы все живем на одной планете, спасти которую от уничтожения можно, лишь объединившись. Громадным получился концерт из Третьей и Четвертой симфоний Малера, к которым добавили еще и третью часть Концерта для трубы с оркестром Щедрина, где солистом выступил блистательный виртуоз Семен Саломатников, лауреат I премии XVII Конкурса Чайковского.
Событием стал концерт, составленный из Второй симфонии Малера и Третьего фортепианного концерта Бетховена, где солировал китайский пианист Юань Цзе, дебютировавший на этой Мариинке-3. Музыкант, послужной список регалий и выступлений которого вызвал прилив любопытства, учитывая, как истосковались здесь по исполнителям мирового класса, действительно смог удивить в таком хрестоматийном репертуаре, как Третий концерт Бетховена. Его играют и в музыкальной школе, играют и лучшие оркестры и солисты мира. В нем есть где показать и технику, и чувство стиля, и кантилену, и виртуозность, и умение слышать оркестр и дирижера. Здесь Бетховен явил море грации и в мелодическом рисунке, и в гармонической драматургии, и в балансе соло и тутти при всех коннотациях невеселой и драматичной тональности до минор.
Юань Цзе дал возможность наблюдать за этим в своей исполнительской манере. С первых тактов он мгновенно завладел вниманием слушателей, захватывая отточенностью каждой ноты, давая услышать не героического Бетховена-бунтаря, но аристократа духа и романтика, в котором уже предслышался и Шопен. Туше пианиста отражало стремление к аутентизму звучания, к желанию дать роялю раскрываться во всей красочности гармонической и тембральной палитры.
В диалоге солиста и оркестра чувствовалась экстравагантная соревновательность, чуткий диалог Я и Другого в их движении к гармонии целого. В медленной части лирика Бетховена, поэтика его Andante и Adagio, достигшая апогея в последних квартетах и фортепианных сонатах, в интерпретации китайского пианиста проявила и изящность Моцарта, и чувственность Шопена. Единодушие солиста и оркестра трудно было скрыть в финале, который выстрелил как фейерверк. Валерий Гергиев и Юань Цзе говорили в финальном Rondo на одном языке, заражаясь друг от друга легкостью слога.
Публика долго не отпускала нового китайского героя, который ответил бисом – второй частью концерта «Желтая река» классика китайской музыки Сяня Синхая, вошедшего в историю как первый китаец, поступивший в Парижскую консерваторию. В этой музыке причудливо соединились национальный мелос с рахманиновской фактурой и гармонией, вызвав неожиданные ассоциации и со спиричуэлс.
Рядоположенность двух шедевров Бетховена и Малера дала слушателям возможность осознать преемственность поколений и традиций даже на уровне музыкального языка, музыкальной генетики. Бетховен был для Малера главным ориентиром, у которого он научился искусству формы, формуле движения от мрака к свету, смелости в поиске новых фактур и тембров. Для маэстро Гергиева Малер – тоже своего рода учитель в постижении диалектики формы симфонии, дающий безграничные возможности по экспериментированию с пространством и временем. Свою страсть к космическим масштабам Валерий Гергиев удовлетворяет в симфониях Малера сполна, тем более во Второй, где музыканты, а вслед за ними слушатели проходят путь от разрушения смерти через адские разъедающие сомнения в силе веры к сложному и тернистому Воскресению.
Меццо-сопрано Зинаида Царенко в IV части «Urlicht» дала прочувствовать сияние «Первозданного света» своим теплым, величавым голосом, словно примирив с диссонантностью внешнего мира, убедив принять все его несовершенства и ужасы. Готовя к миру иному, укрепившись в вере и любви, о чем в пятой части так красноречиво пропел хор со словами «Верь, мое сердце, о верь: Ничто для тебя не потеряно! Я умру, чтобы жить».
