Академик Евгений Велихов как выдающийся ученый, общественный и государственный деятель

Академикам, филологу Дмитрию Лихачеву и физику Евгению Велихову, легко было найти общий язык. Фото 1987 года с сайта www.goskatalog.ru

Ушедший от нас 5 декабря 2024 года академик РАН Евгений Павлович Велихов был не только одним из виднейших ученых в отечественной и мировой науке и выдающимся организатором научных исследований, но и очень значимым государственным и общественным деятелем. Он прежде всего известен как одна из крупнейших в мире фигур в области физики плазмы и управляемого термоядерного синтеза. Его деятельность на государственном поприще, особенно в сфере обороны и безопасности, известна в гораздо меньшей мере.

Знакомство

Одной из сильных черт Евгения Павловича было то, что он мог излагать отечественным партийно-государственным и военным руководителям самые сложные научные и военно-технические проблемы доступным, понятным языком, никогда не допуская при этом упрощенчества. Такой способностью обладал далеко не каждый крупный ученый или генеральный конструктор.

Евгений Павлович удивительно быстро схватывал суть проблемы – научной, политической, военно-технической, военно-стратегической. Был открыт для любых новых творческих идей.

Велихову были присуще дружелюбие, демократичность. При этом он был исключительно требовательным руководителем, не терпевшим в работе малейших проявлений халтуры.

Он обладал изрядным чувством юмора, любил хорошие, по-настоящему остроумные анекдоты.

Мне Евгений Павлович, будучи старше меня на 10 лет, быстро предложил перейти на «ты». Но я всегда называл его по имени-отчеству, а не Женей, как звали его сверстники-ученые.

Познакомились мы в середине 1970-х, когда он был председателем Совета молодых ученых ЦК ВЛКСМ, а я его заместителем в этом совете. Евгений Павлович в то время стал уже академиком АН СССР, избравшись в 39 лет, а в члены-корреспонденты АН СССР его избрали, когда ему было 33 года.

Тогда я был кандидатом исторических наук, работал в Институте США и Канады АН СССР. Но за моей спиной было и получение диплома по радиоэлектронике МВТУ (ныне МГТУ) имени Н.Э. Баумана, славного своими традициями, связанными с отечественным оборонно-промышленным комплексом, с развитием многих видов вооружений и военной техники самого высокого уровня, технологий двойного назначения, с освоением космоса.

Мое «бауманское происхождение» в немалой степени помогло нам с Евгением Павловичем довольно быстро найти общий язык. Физику и математику нам в МВТУ преподавали очень неплохо, хотя нам, бауманцам, в освоении премудростей этих наук было, конечно, далеко до выпускников Московского физтеха или физфака МГУ имени М.В. Ломоносова, выпускником которого был Евгений Павлович.

В 1978 году он стал вице-президентом АН СССР. Я хорошо помню свои посещения его уютного кабинета на первом этаже исторического здания академии – Ленинский проспект, дом 14. Многими делами рулила его блестящая, высокоорганизованная помощница Галина Ивановна Токарева. Она вносила порядок в весьма многоплановую деятельность Евгения Павловича, которому было свойственно увлекаться самыми разными темами. У Галины Ивановны была самая высокая форма допуска к секретным документам, так что она могла принимать такого рода документы для доклада Велихову из спецчасти АН СССР.

В последующие годы Токареву в качестве помощника Евгения Павловича весьма успешно заменила Людмила Прокофьевна Обухова, которая тоже была замечательным, высокоэффективным помощником для такого выдающегося ученого и общественного деятеля, как Велихов.

Надо заметить, институт секретарей-помощников вице-президентов играл большую роль в жизни АН СССР. Это были люди высокой общей культуры и организованности. Во многом именно благодаря помощникам руководителей советской Академии наук в ней присутствовала особая атмосфера интеллигентности и доброжелательности. Это сохранилось и в Российской академии наук.

Примерно в 1985 году Е.П. Велихов познакомил меня с трижды Героем Социалистического Труда, академиком АН СССР Юлием Борисовичем Харитоном, легендарным создателем советской водородной бомбы. Харитон, будучи сугубо засекреченной фигурой, не одно десятилетие был известен в СССР только очень узкому кругу лиц.

Мы втроем – Велихов, Харитон и я – участвовали в телевизионной передаче на Первом канале советского телевидения по проблемам предотвращения ядерной войны. Юрий Борисович тогда был впервые представлен советской публике. Помню, что он был очень сдержан, немногословен, по-старомодному вежлив и производил сильнейшее впечатление как личность. Я внутренне очень гордился тем, что принял участие в телепередаче с такими замечательными людьми, как Харитон и Велихов.

Во многом благодаря поддержке Велихова и ряда других ученых-естественников меня избрали в члены-корреспонденты АН СССР в 1987 году по Отделению экономики. Я оказался тогда одним из самых молодых в истории нашей АН СССР «член-корров» из числа представителей общественных наук.

Советуясь с ИИ

Особенно активно мне довелось взаимодействовать с Велиховым в 1980-е годы. Тогда он как вице-президент АН СССР курировал в том числе оборонную проблематику в нашей Академии наук.

Под руководством Евгения Павловича в АН СССР в тесном взаимодействии с Минобороны, Военно-промышленной комиссией при Совмине СССР, оборонно-промышленными министерствами осуществлялся широкий круг фундаментальных и поисковых исследований в интересах обороны и безопасности СССР. Многие из этих работ послужили важным заделом для оборонных НИОКР прикладного характера, которые в последующие десятилетия играли исключительно важную роль в создании новейших систем вооружений.

Оборонная проблематика была крайне актуальной в АН СССР. В эту проблематику вписывалась и деятельность отдела военно-политических исследований Института США и Канады АН СССР. 

В нем работал целый ряд видных советских военных специалистов, как отставных, так и действующих, прикомандированных из соответствующих структур Генштаба ВС РФ, а также из Первого главного управления КГБ СССР. Были в этом отделе и специалисты из нашего оборонно-промышленного комплекса (ОПК).

Занимался этот отдел изучением военной политики «главного вероятного противника» в лице США. В первую очередь оценкой тех угроз национальной безопасности нашей страны, которые исходили от США и их союзников. В 1980-е годы мне довелось курировать работу этого отдела.

Велихов отлично разбирался в стратегических ядерных вооружениях, быстро и адекватно ориентировался в вопросах ПВО, ПРО и противокосмической обороны (ПКО). Он был блестящим знатоком проблем перспективного оружия направленной энергии (лазерного и пучкового), курируя соответствующие проекты в АН СССР.

Внося предложения по конкретным элементам советских программ оборонных НИОКР, Велихов особо заботился о том, чтобы развивалась информационная составляющая соответствующих систем и комплексов вооружений, на что нередко не обращали должного внимания различные советские руководители.

Им было инициировано создание в АН СССР Отделения по научным проблемам развития информатики и информационно-коммуникационных технологий (ИКТ). Это имело особое значение для обороны и безопасности страны. Велихов добился того, чтобы в Академии было создано несколько новых институтов этого профиля, успешно работавших в последующие десятилетия.

Надо заметить, что в 1980-е годы руководство страны выделяло Академии наук целевым назначением значительные ресурсы даже в условиях нараставших экономических трудностей. К величайшему сожалению, тогда в советских министерствах и ведомствах, в ЦК КПСС, в его Политбюро должные усилия по всему необходимому спектру развития ИКТ не были предприняты.

Решением Велихова была создана в Институте США и Канады АН СССР лаборатория искусственного интеллекта и математического моделирования во главе с Виктором Михайловичем Сергеевым, физиком по образованию, ставшим на определенном этапе своего становления гуманитарием. Курировать работу этой лаборатории было поручено мне.

Велихов обеспечил эту лабораторию остродефицитными импортными персональными компьютерами, выделил 12 ставок научных сотрудников разного ранга из своего резерва, как вице-президента курирующего оборонную проблематику. Лаборатория в числе прочего осуществила разработку модели обеспечения стратегического сдерживания в политике СССР и стратегической стабильности с учетом наличия у США широкомасштабной системы ПРО и возможных контрмер со стороны СССР.

После ее отработки и рецензирования со стороны коллег академика Никиты Николаевича Моисеева в Вычислительном центре АН СССР она была передана для дальнейшего использования и развития в Центр оперативно-стратегических исследований Генштаба Вооруженных сил СССР. Этот центр в то время успешно возглавлял крупный специалист по ракетно-ядерным вопросам, проблемам стратегического сдерживания и стратегической стабильности генерал-полковник Варфоломей Владимирович Коробушин.

1980-е годы – период второй волны в развитии технологий искусственного интеллекта (ИИ). Но Велихов предвидел и возможность третьей волны (в условиях которой мы живем в настоящее время), связывая ее во многом с дальнейшим развитием суперкомпьютерных технологий. В значительной мере благодаря усилиям Евгения Павловича в те годы активизировались отечественные разработки в области суперЭВМ и были получены довольно значимые результаты.

Ученые в защиту мира

Огромную работу Евгений Павлович провел в качестве председателя Комитета советских ученых в защиту мира, против ядерной угрозы (КСУ), созданного на базе АН СССР по инициативе Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владмировича Андропова. Официально КСУ в 1983 году образовала инициативная группа крупнейших советских ученых во главе с Велиховым. Но за этим, конечно, стояло и авторитетное решение Политбюро ЦК КПСС.

В КСУ вошли такие отечественные ученые с мировым именем, как Александр Александрович Баев, Наталья Петровна Бехтерева, Георгий Сергеевич Голицын, Виталий Иосифович Гольданский, Юрий Антонович Израэль, Юрий Моисеевич Каган, Георгий Константинович Скрябин и другие ученые.

Мне соответствующим решением было поручено быть заместителем председателя комитета. В мероприятиях комитета советских ученых и АН СССР принимали участие наш нобелевский лауреат академик Александр Михайлович Прохоров, академик Жорес Иванович Алферов (ставший нобелевским лауреатом в 2000 году), академик Юрий Васильевич Гуляев (с 1988 года директор Института радиотехники и электроники АН СССР), а также ректор МВТУ (ныне МГТУ), член-корреспондент АН СССР (позднее академик) Георгий Александрович Николаев. Велихов привлек к нашей работе и Вычислительный центр (ВЦ) АН СССР во главе с академиком Никитой Николаевичем Моисеевым.

Исключительно интересной, многосторонней личностью был академик Борис Викторович Раушенбах, активно сотрудничавший с КСУ. Он – один из близких соратников нашего гения космонавтики Сергея Павловича Королева (не могу не отметить, что Королев был выпускником нашего МВТУ им. Н.Э. Баумана).

Раушенбах был в числе творцов едва ли не первого в мире опытного образца крылатой ракеты («изделие 212»), созданного незадолго перед началом Великой Отечественной войны. В 1980-е годы Борис Викторович в значительной мере отошел от ракетно-космической проблематики, но был обладателем уникальных знаний в этой области и давал бесценные советы по ракетной технике, по гипотетическим космическим боевым станциям, когда мы работали над проблемами формирования советского «асимметричного ответа» на потенциальную широкомасштабную ПРО США (о котором речь пойдет дальше).

Надо сказать, что авторитет и статус членов Академии наук в СССР, особенно естественников, был исключительно высок и за рубежом, и в нашей стране. Президент АН СССР в негласной «табели о рангах» стоял выше многих заместителей председателя Совета министров СССР. В значительной мере это было связано с достижениями институтов АН СССР в работе на оборону и космос.

Из ученых, работавших в институтах АН СССР, не являвшихся членами АН СССР, но принимавших участие в работе КСУ, можно отметить А.Г. Арбатова, Н.П. Бочкова, А.А. Васильева, М.И. Герасева, В.И. Иванова, С.П. Капицу, А.А. Коновалова, Р.Р. Назирова, С.К. Ознобищева, В.Н. Орла, О.Ф. Прилуцкого, С.Н. Родионова, В.Г. Родина, А.Г. Савельева, Л.С. Семейко…

Практически одновременно с созданием КСУ поручения по работе с американскими и западноевропейскими учеными в области международной безопасности высшим руководством страны были даны и Президиуму АН СССР. Это на деле означало поручения тому же Евгению Павловичу как вице-президенту Академии. Здесь визави ученых АН СССР были видные ученые из Национальной академии наук США.

КСУ разрабатывал и издавал специальные доклады на русском и иностранных языках по проблемам потенциальных ударных космических вооружений и их возможному воздействию на стратегическую стабильность, по вопросам «замораживания» ядерных вооружений, по глобальным последствиям ядерной войны, по климатическим последствиям ядерной войны. В том числе было проведено отдельное исследование КСУ по последствиям ядерной войны для развивающихся стран. (По этой проблеме работал член КСУ, директор Института Африки АН СССР, член-корреспондент АН СССР Анатолий Андреевич Громыко.)

Все эти работы, как правило, обговаривались нами предварительно в различных подразделениях ЦК КПСС, в том числе в Оборонном отделе ЦК КПСС, в ряде случаев в Военно-промышленной комиссии (ВПК) при Совмине СССР. Готовились они в открытом варианте с прохождением через обычную тогда цензуру – Главлит, в ряде случаев – через специальную военную цензуру.

Мы тщательно следовали правилу: исследования должны проводиться на строго научной основе, без увлечения пропагандистским пафосом. Это отличало их от многих других советских публикаций по этой проблематике.

Вопрос стратегической стабильности

Евгений Велихов и возглавляемый им КСУ активно включились в противоборство с выдвинутой президентом США Рональдом Рейганом «Стратегической оборонной инициативой» (СОИ) – обширной программой НИОКР по созданию широкомасштабной эшелонированной системы противоракетной обороны США. Мне довелось помогать Евгению Павловичу в этом важном для обеспечения обороноспособности нашей страны деле.

Продвигая программу СОИ, Рейган призывал создать противоракетный «купол» с космическим эшелоном перехватчиков над Америкой и за счет этого «сделать ядерное оружие бессильным и устаревшим». Это в нашей стране обоснованно воспринималось как опасная демагогия.

Здесь надо вспомнить, что в 1960-х годах и СССР, и США пришли к выводу о том, что возможности развития наступательных вооружений (и в количественном, и в качественном отношении) значительно превосходят возможности по созданию эшелонированной системы противоракетной обороны территории страны высокой степени надежности. Это привело к заключению в 1972 году бессрочного советско-американского Договора об ограничении систем противоракетной обороны (ПРО), а также Временного соглашения между СССР и США о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений (подписаны в Москве 26 мая 1972 года Леонидом Брежневым и Ричардом Никсоном).

Эти соглашения, а также Соглашение между СССР и США о предотвращении ядерной войны, заключенное в 1973 году, фактически свидетельствовали о формировании у двух сверхдержав общего представления о стратегической стабильности, хотя этот термин тогда в советско-американских официальных документах не использовался. В том числе фиксировалась взаимосвязь между стратегическими наступательными и стратегическими оборонительными вооружениями.

Выдвигая программу СОИ, Рональд Рейган обозначил курс на отказ от фундаментального вывода о взаимосвязи стратегических наступательных и стратегических оборонительных вооружений. В Кремле стремление Рейгана обеспечить США «противоракетным куполом» воспринималось как попытка обрести потенциал обезоруживающего «первого удара», как радикальный отход от отмеченного выше взаимного понимания стратегической стабильности, которая сложилась в СССР и США.

Принципиально важное заявление относительно американских планов США, связанных с программой СОИ, а также развития стратегических наступательных вооружений сделал Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов в беседе с корреспондентом «Правды», опубликованной 27 марта 1983 года. Андропов подчеркивал, что «намерение по­лучить возможность уничто­жать с помощью противоракет­ной обороны соответствующие стратегические средства дру­гой стороны, то есть лишить ее способности нанести ответный удар, рассчитано на то, чтобы обезоружить Советский Союз перед лицом американской ядерной угрозы. Это надо яс­но видеть, чтобы правильно оценить истинный смысл этой «новой концепции».

Советский генсек обратился и к проблеме стратегической стабильности: «В свое время, когда СССР и США приступили к обсуждению проблемы стратегических вооружений, они совместно признали, что между стратегическими наступательными и оборонительными во­оружениями существует неразрывная взаимосвязь. И не случайно, что в 1972 году между нашими странами были одновременно заключены дого­вор об ограничении систем противоракетной обороны и первое соглашение об ограничении стратегических наступа­тельных вооружений».

Заключал свое интервью Андропов следующим обращением: «Сегодня все усилия должны быть направлены к одному – предотвратить ядерную ката­строфу. Мы решительно при­зываем Соединенные Штаты встать на этот путь».

Pro et сontra ПРО

Потребовались время и немало аналитических усилий, совещаний, обсуждений в разных форматах для формирования оптимального подхода к ответным мерам Советского Союза на программу СОИ. В том числе с учетом наших реальных военно-технологических и промышленно-экономических возможностей.

Выдвижение Рейганом «Стратегической оборонной инициативы» было воспринято значительной частью высшего советского руководства не просто негативно (что было вполне правомерно), но подчас весьма нервно. Эта инициатива рушила только-только сложившуюся картину взаимодействия СССР и США в стратегической ядерной сфере, заставляла советских руководителей разного ранга, в частности, включаться в понимание роли значительно более широкого спектра технологий. А это во многих случаях было для них в том числе и психологически дискомфортно.

В руководящих кругах у нас оказалось немало людей, которые думали: а вдруг у американцев из этого что-то получится? Такие настроения имелись. СОИ была программой НИОКР с далеко неочевидными результатами; но в нашей стране ее нередко воспринимали чуть ли не планом развертывания в ближайшие годы десятков, если не сотен космических боевых станций.

Академик Велихов был одним из инициаторов объявления СССР одностороннего моратория на размещение оружия в космосе. На встрече с президентом США Рональдом Рейганом в Женеве в 1985 г.  Фото с сайта www.iter.org

Значительно позднее мне довелось узнать, что в Военно-промышленной комиссии ряд специалистов высказывали мнение, что на программу СОИ вообще никакого специального ответа не надо. Они считали, что многие контрмеры по преодолению потенциальной ПРО США уже были предусмотрены рядом советских ОКР, а достижение тех задач, которые декларировались в соответствии с программой СОИ, нереалистично.

Были специалисты (в том числе в военных кругах), которые в кулуарах говорили о том, что в СОИ много блефа («вся она – блеф»). Но мало кто решался сказать об этом четко и определенно даже на закрытых совещаниях по этой проблеме.

Вокруг темы нашего возможного ответа на рейгановскую программу СОИ тогда в сравнительно небольшом кругу развернулись активные (подчас очень острые) дебаты с участием Оборонного отдела ЦК КПСС, Военно-промышленной комиссии (особенно Научно-технического совета (НТС) ВПК), различных подразделений Минобороны СССР, представителей Министерства общего машиностроения (ракетно-космической отрасли) и Министерства радиопромышленности СССР, нескольких институтов АН СССР и других организаций. Страсти кипели нешуточные. Связано это было с вопросом о том, кому и в каком порядке будут направлены крупные ассигнования, кадровые и материальные ресурсы.

Следует отметить, что уже после завершения своей карьеры бывший министр обороны США Каспар Уайнбергер (один из наиболее ярко выраженных «ястребов» и антисоветчиков в администрации Рейгана) в начале 1990-х годов говорил о том, что СОИ была во многом нацелена на то, чтобы навязать СССР гонку вооружений в этой области. Расчет – на значительное экономическое и технологическое превосходство США над Советским Союзом, с надежной на «изматывание» СССР в этой гонке.

«Терра» и «Омега»

У СОИ изначально имелась сильная оппозиция среди многих американских политиков. Отрицательное отношение к этой программе выразила и большая часть американского экспертного и научного сообщества. Радикально отрицательно к этой программе отнеслись многие члены Конгресса США, представляющие Демократическую партию. Сенатор от Массачусетса Эдвард Кеннеди язвительно назвал ее программой «звездных войн», имея в виду, что вероятность создания средств ПРО в рамках этой программы так же далека от реальности, как и «лазерное оружие» в сверхпопулярном в то время в США голливудском фильме в жанре ненаучной фантастики «Звездные войны» Джорджа Лукаса. Этот эпитет Эдварда Кеннеди прижился. Причем впоследствии издевка для многих как-то ушла в тень.

Мы тогда исходили из того, что противостояние стратегий СССР и США в области ПРО (и в сфере стратегических ядерных вооружений) носит в значительной мере (а иногда и преимущественно) политико-психологический характер.

Наша задача заключалась в том, чтобы показать американской сто­роне: любой вариант созда­ния широкомасштабной, многоэшелонной ПРО не даст США сколько-нибудь значимых ни военных, ни политических преимуществ над Советским Союзом, который способен реализовать комплекс ответных и сравнительно менее затратных мер.

Надо отметить, что в 1970-е годы в СССР проводились две весьма масштабные НИОКР по отработке технологий лазерного оружия для задач ПВО и ПРО. Их возглавляли академик Александр Михайлович Прохоров (программа «Омега» – для задач ПВО) и академик Николай Геннадьевич Басов (программа «Терра» – для задач ПРО). Эти академики в 1964 году получили Нобелевскую премию (наряду с параллельно сделавшим такое же открытие американским физиком Чарльзом Таунсом).

В беседах со мной уже в 1990-е годы, в бытность мою первым заместителем министра обороны РФ, и Прохоров, и Басов говорили о том, что результаты НИОКР по их программам с точки зрения создания задела для оружия в рамках задач ПВО и ПРО, несмотря на огромные затраченные средства, оказались очень скромными. Басов любил повторять, что в науке «отрицательный результат – тоже результат». При этом и он, и Прохоров, и их соратники отмечали, что благодаря большой работе по программам «Омега» и «Терра» многого удалось достичь в развитии различных лазерных технологий другого применения.

Итоги НИОКР по этим двум проектам Евгений Велихов, соответствующие службы Минобороны, отечественный ОПК, Оборонный отдел ЦК КПСС принимали во внимание при оценке возможностей США по созданию реальных боевых средств на основе лазерных технологий для широкомасштабной американской системы ПРО в рамках программы СОИ.

При этом надо было учитывать и специфику замысла СОИ, ее отличия от наших проектов «Терра» и «Омега».

В наших исследованиях в 1980 годах были выявлены особо уязвимые компоненты потенциальной противоракетной обороны США (прежде всего в космических эшелонах), которые можно было выводить из строя не только путем прямого физического поражения, но и средствами радиоэлектронной борьбы (РЭБ).

В целом комплекс «асимметричных мер» в отношении программы СОИ, в разработке которых большая роль принадлежала Велихову, можно свести к следующим группам мероприятий:

– создание средств «прорыва» потенциальной широкомасштабной ПРО противника за счет совершенствования стратегических ядерных сил;

– создание средств поражения (нейтрализации) космических боевых станций этой ПРО различными средствами и мерами противоспутниковой борьбы;

– повышение боевой устойчивости группировки наших стратегических ядерных сил (СЯС) перед лицом потенциального «первого удара» противника.

Главная задача состояла в обеспечении убедительной способности гарантированного массированного ответного удара советскими СЯС после упреждающего («разоружающего» и «обезглавливающего») удара противника (США), пытающего прикрыться от советского ответного удара своей ПРО. И эту способность надо было продемонстрировать убедительным образом вероятному противнику в мирное время. Это одна из важнейших задач стратегического сдерживания.

Евгений Велихов на открытии Курчатовского источника синхротронного излучения вместе с председателем правительства РФ Владимиром Путиным, 1999 г.  Фото с сайта www.nrcki.ru

В разработке асимметричного ответа на СОИ мы взаимодействовали с первым заместителем председателя Военно-промышленной комиссии при Совмине СССР Владимиром Леонидовичем Кобловым и заведующим сектором ракетно-космической техники Оборонного отдела ЦК КПСС Виктором Афанасьевичем Поповым.

Велихов подчеркивал, что одним из наиболее активных сторонников асимметричного ответа СОИ среди советских военачальников был главком Войск ПВО страны, главный маршал авиации Александр Иванович Колдунов.

Колдунов пользовался очень высоким авторитетом и в наших Вооруженных силах, и в оборонно-промышленном комплексе. По словам Велихова, Колдунов был среди тех, кто понимал, что американский проект СОИ в принципе нереализуем. Но он оказался не в силах противостоять могущественным лоббистам симметричности. (Да и самому Велихову в этих вопросах пришлось идти на компромиссы.) В результате в СССР были приняты программы НИОКР асимметричного ответа на СОИ и в какой-то мере симметричного со всеми вытекающими отсюда последствиями для бюджета нашей страны, находившегося тогда в весьма сложном положении.

Хорошие отношения у Велихова сложились с Олегом Дмитриевичем Баклановым, который в 1983 году стал министром общего машиностроения, а до этого был заместителем министра в этом ведомстве. Бакланов, став министром, предоставил Велихову просторный кабинет в здании своего министерства, ведавшего разработкой и производством ракетно-космической техники, на Миусской площади.

Разработка формул асимметричного ответа активно велась в головном институте ракетно-космической отрасли ЦНИИМаш под руководством заместителя директора этого Института, доктора технических наук Виктора Михайловича Сурикова, выпускника МВТУ им. Н.Э. Баумана. С ним мне довелось довольно много общаться. Большую роль в этом играл и директор этого института генерал-лейтенант-инженер, доктор технических наук Юрий Алексеевич Мозжорин. Эти разработки были включены в программу «Противодействие» проектно-поисковых, экспериментальных, демонстрационных и опытно-конструкторских работ, которые касались как развития наших ракетных средств, так и системы боевого управления (СБУ) и системы предупреждения ракетного нападения (СПРН).

Филигранная работа

Одним из замыслов Генерального секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова относительно работы Комитета советских ученых было налаживание контактов с американскими учеными и специалистами. Возможно, это был уникальный случай, когда перед нашими учеными была поставлена задача вести диалог с противоположной стороной по весьма тонким и деликатным вопросам нашей национальной безопасности, которые традиционно были у нас «за семью печатями».

Андропов высоко ценил Велихова, и не случайно именно ему была поручена эта тонкая, филигранная работа – человеку, который при этом делал очень много в соответствующем режиме секретности для наращивания реальной военной мощи СССР. Такое отношение к Велихову было и у других советских руководителей того времени.

Андропов видел, что программа СОИ вызвала весьма негативную реакцию у многих членов Конгресса США и у подавляющей части американского научного сообщества, включая ряд крупнейших ученых-физиков (в том числе связанных с созданием американского ракетно-ядерного оружия), мнение которых, в свою очередь, было авторитетным для ведущих фигур Конгресса США. Эти же оценки были и у министра иностранных дел СССР Андрея Андреевича Громыко, входившего в состав Политбюро ЦК КПСС, и у председателя КГБ СССР Виктора Михайловича Чебрикова, а также у главы советской политической разведки (Первого главного управления КГБ СССР) Владимира Александровича Крючкова.

Такое понимание имелось и у министра обороны СССР Дмитрия Федоровича Устинова, начальника Генштаба Вооруженных сил СССР Николая Васильевича Огаркова (и у его преемников на этом посту Сергея Федоровича Ахромеева и Михаила Алексеевича Моисеева) и у ряда других советских должностных лиц.

В руководстве СССР имелось понимание того, что о возможных асимметричных действиях СССР с американцами надо говорить особо убедительно. Американские специалисты, в том числе эксперты высочайшей квалификации по проблеме стратегической стабильности в целом и по ее отдельным техническим и оперативно-стратегическим компонентам, распознали бы любые натяжки, неточности, тем более пропагандистские заходы.

Американские ученые охотно шли на контакты с делегациями советских ученых, которые возглавлял Евгений Павлович. Сказывалось то, повторю, что у советской науки в США (да и в мире в целом) был огромный авторитет. В американском научном сообществе, в Национальной академии наук США с большим уважением относились ко многим советским физикам, химикам, математикам, биологам, признавая многие их достижения мирового уровня. Такое отношение к советским ученым, к советской науке было характерно не только для ученых, но и для многих видных политиков и общественных деятелей США.

Наши ученые-естественники в обсуждении с американцами вопросов войны и мира не скатывались на сугубо пропагандистские позиции. Но им приходилось вступать подчас в острую полемику с американскими учеными и экспертами – сторонниками СОИ, как правило, связанными с конкретными НИОКР, которые выполнялись в США по этой программе за бюджетные средства Минобороны США.

В ходе выступлений советских ученых, военных специалистов в различных американских аудиториях неоднократно поднимался вопрос: если вы так уверены, что своими асимметричными мерами нейтрализуете многоэшелонную систему ПРО по программе СОИ, то почему вы так рьяно выступаете против этой системы. Ответ состоял в следующем: во-первых, мы не хотим гонки вооружений и в асимметричном варианте, ибо она тоже достаточно обременительна; во-вторых, в силу особой значимости политико-психологического фактора (особенно в условиях кризисных ситуаций) крайне опасной может оказаться даже иллюзия неуязвимости, которая может появиться у руководства, получившего в свои руки широкомасштабную ПРО. Такие иллюзии в условиях кризисной ситуации могли бы способствовать движению вверх по «лестнице эскалации» в ядерном противостоянии с попытками обеспечения эскалационного доминирования.

Эти соображения, замечу, полностью актуальны и в современных условиях.

«Звездные войны» под «Золотым куполом»

В КСУ в 1986 году была подготовлена довольно крупная коллективная монография «Космическое оружие: дилемма безопасности». По предложению Велихова в ней были приведены ряд конкретных методик и расчетов, связанных с созданием космического эшелона ПРО США. Были проанализированы потенциальные компоненты космического эшелона этой ПРО, возможности использования средств поражения космического эшелона для ударов по наземным и воздушным объектам, меры и средства противодействия ударному космическому оружию, военно-стратегические и международно-политические аспекты создания и развертывания широкомасштабной ПРО, соответствующие правовые вопросы. Эта работа тоже прошла соответствующую государственную цензуру. Она была опубликована в издательстве «Мир» в 1986 году на русском и на английском языках.

Как отмечают некоторые отечественные специалисты, ряд методик, представленных в этом труде, не потеряли своей значимости и в современных условиях.

В целом советская стратегия асимметричного ответа политически сработала. Американская сторона не стала в тот период выходить из Договора по ПРО 1972 года; финансирование программы СОИ не получило тех масштабов, на которые рассчитывали ее сторонники. Администрация Рональда Рейгана не пошла на нарушение Договора по ПРО 1972 года, следуя своей расширительной трактовке этого Договора, которая была отвергнута прежде всего в Сенате Конгресса США. В первой половине 1990-х годов, в период администрации Билла Клинтона, СОИ тихо изъяли из числа программ военного ведомства.

Начиная с конца 1980-х – начала 1990-х годов в нашей стране были созданы заделы, в том числе для нейтрализации эффекта космического эшелона ПРО. С рядом конкретных элементов асимметричного подхода, связанных прежде всего с возможностями прорыва любой потенциальной ПРО США, заложенных при активной, а иногда и решающей роли Велихова, мне довелось иметь дело уже в 1990-е годы в должности первого заместителя министра обороны РФ, секретаря Совета обороны, затем секретаря Совета безопасности РФ.

Соответствующие меры, технологии, воплощенные в «изделия» в духе идей асимметричного ответа играют немаловажную роль для наших СЯС и в современных условиях. Они обеспечивают гарантированную возможность нанесения нашими СЯС того или иного варианта ответного уничтожающего удара по противнику при любых, в том числе самых неблагоприятных, условиях, с учетом наличия у другой стороны даже значительно более масштабной противоракетной обороны США (ПРО территории страны) по сравнению с тем, что они имели до недавнего времени.

Все это представляется особенно актуальным в свете выдвижения президентом США Дональдом Трампом в 2025 году проекта широкомасштабной ПРО с космическим эшелоном «Золотой купол». При этом в политической риторике самого Трампа и некоторых лиц из его окружения присутствует и рейгановская тема «денуклеаризации» современных международных отношений, особенно отношений между великими державами.

Значительно более скромными, нежели проект «Золотой купол», выглядят усилия предыдущих администраций по созданию «глобальной ПРО» США с весьма ограниченными возможностями по перехвату межконтинентальных баллистических ракет (МБР) и баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ), особенно с разделяющимися головными частями индивидуального наведения (РГЧ ИН).

Применительно к программе НИОКР СОИ внимание было сфокусировано на потенциальном использовании различных видов лазеров – химического СО2 лазера, эксимерного лазера, лазера на свободных электронах, рентгеновского лазера, гамма лазера, а также «электромагнитных пушек». Ни одна из таких технологий тогда, несмотря на затраченные огромные средства, не дошла до стадии создания прототипа боевой системы.

На первом этапе создания космического эшелона такой американской ПРО СОИ планировалось разместить на низких околоземных орбитах большое число сравнительно небольших самонаводящихся ракет-перехватчиков (кинетические средства поражения). На этом направлении в США к началу 1990-х годов были достигнуты определенные результаты. Однако до стадии развертывания этих средств дело не дошло. Они продолжали развиваться и в последующие десятилетия на новой технологической основе. По-видимому, такие средства предполагается использовать для первого этапа формирования космического эшелона ПРО по проекту «Золотой купол».

В оперативно-тактическом плане в рамках программы СОИ упор делался на создание средств перехвата советских МБР и БРПЛ на разгонном участке с использованием средств ПРО космического базирования. Видимо, эта задача является приоритетной и для ПРО в рамках проекта «Золотой купол» – с учетом принципиальных проблем сложностей перехвата боеголовок на конечном и среднем участках, практически единодушно отмечаемых всеми американскими специалистами.

Андроповский мораторий

Параллельно с разработками по асимметричному ответу на СОИ в рамках деятельности Комитета советских ученых велись исследования по проблемам климатических и медико-биологических последствий ядерной войны, а также по мерам адекватного контроля за отсутствием подземных испытаний ядерного оружия. Эти исследования проводились практически параллельно с тем, что делалось в тот период американскими и западноевропейскими учеными, которых очень серьезно встревожила воинственная риторика президента Рейгана, общее ухудшение советско-американских отношений. Серьезный научный труд по математическому моделированию климатических последствий ядерной войны (эффекта «ядерной зимы») был подготовлен группой ученых Вычислительного центра АН СССР во главе с В.А. Александровым.

Немаловажные исследовательские работы по климатическим последствиям ядерной войны с натурными экспериментами были осуществлены учеными Института физики Земли АН СССР Георгием Сергеевичем Голицыным, Александром Самуиловичем Гинзбургом с коллегами. Что касается медико-биологических последствий ядерной войны, то к тому же анализировались в труде группы ученых-медиков во главе с академиком Евгением Ивановичем Чазовым, работавшей параллельно с Комитетом советских ученых.

Евгений Павлович Велихов был одним из инициаторов объявления СССР одностороннего моратория на размещение оружия в космосе наряду с Маршалом Советского Союза Сергеем Федоровичем Ахромеевым, в то время первым заместителем начальника Генштаба ВС РФ (в 1984–1988 годах он был начальником ГШ ВС РФ) и главкомом Войск ПВО страны Главным маршалом авиации А.И. Колдуновым. Этот мораторий был озвучен 18 августа 1983 года Ю.В. Андроповым на встрече с делегацией американских сенаторов во главе с Клейборном Пеллом в Кремле.

Могу заметить, что Андропов никогда не пошел бы на объявление этого моратория, если бы его не поддержал могущественный министр обороны, член Политбюро ЦК КПСС Маршал Советского Союза Дмитрий Федорович Устинов. Ю.В. Андропов заявил об одностороннем обязательстве СССР не выводить первым в космическое пространство какие-либо виды противоспутникового оружия на все то время, пока другие государства, в том числе и США, будут воздерживаться от вывода в космос подобного оружия. Он также заявил, что Советский Союз «считает необходимым договориться о полном запрете испытаний и развертывания любого оружия космического базирования для поражения объектов на земле, в воздушном и космическом пространстве». Этот мораторий был объявлен и для того, чтобы дать импульс переговорному процессу по данной проблематике, где уже имелся некоторый опыт 1978–1979 годов.

Во многом идея этого моратория была связана с анализом планов США по созданию принципиально новой системы противоспутниковой борьбы (ПСБ) с использованием тяжелого истребителя «Ф-15» и ракеты «СРЭМ-Альтаир». Эта ракета считалась многими отечественными и зарубежными специалистами наиболее перспективной по тому времени системой противоспутникового оружия.

Через несколько дней после визита сенаторов, 22 августа 1983 года, Советский Союз внес на рассмотрение 38-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН довольно детально разработанный проект Договора о запрещении применения силы в космическом пространстве и из космоса в отношении Земли. Этот договор не был принят ООН прежде всего из-за сопротивления США и их союзников.

В конкретной подготовке этого документа Велихов непосредственного участия не принимал. Равно как не участвовали мы в каком-либо качестве в разработке других международных договоров по ограничению и сокращению вооружения. Этим с конца 1970-х годов ведала «пятерка» партийных и государственных органов, которая на рабочем уровне состояла из руководящих работников аппарата ЦК КПСС, МИД СССР, Минобороны СССР, КГБ СССР, ВПК при Совмине СССР. На верхнем уровне «пятерка» работала с участием соответствующих членов Политбюро ЦК КПСС. Проработка всех этих вопросов велась, как правило, системно и очень основательно.

Андроповский мораторий был весьма позитивно воспринят многими политиками, учеными, экспертами в США. Но остановить американскую программу создания системы противоспутниковой борьбы удалось не сразу в силу высокой степени приверженности к ней администрации Рональда Рейгана, который был избран на второй срок.

Однако этот мораторий в конечном счете сыграл важную роль в том, что американский Конгресс, где в этот период преобладали оппозиционные Рейгану депутаты Демократической партии, прекратил выделение ассигнований на испытание упомянутой системы с использованием Ф-15 и ракеты «СРЭМ-Альтаир». Такое решение Конгресса было принято, несмотря на то что к этому времени на низкие околоземные орбиты уже было выведено американскими военными несколько спутников-мишеней для натурных испытаний именно этой противоспутниковой системы и уже было проведено несколько ее испытаний.

У нас в то время велись опытно-конструкторские работы по аналогичной системе по проекту «Контакт». Использовался уникальный по многим своим характеристикам тяжелый истребитель «МИГ-31Д» в качестве ракетоносца и ракеты-перехватчика 79М6. При этом высшее руководство и военное командование СССР понимало, что по ряду причин масштабное соперничество двух сверхдержав в этой области в конечном счете было бы в большей мере невыгодно Советскому Союзу, нежели США.

Соединенные Штаты, в частности, обладали таким преимуществом над нами, как наличие баз ВВС практически по всему земному шару. Известно было, что Вашингтон зондировал почву относительно возможности базировать упомянутую противоспутниковую систему на Фолклендских (Мальвинских) островах и в Новой Зеландии. С учетом особых отношений США с Новой Зеландией и Великобританией эта перспектива была вполне реальной. Также в Вашингтоне предполагали использовать для этой противоспутниковой системы в качестве самолета-ракетоносца и палубный истребитель Ф-14, которыми были вооружены многие американские ударные авианосцы.

Советский Союз в использовании системы ПСБ, создаваемой по проекту «Контакт», мог рассчитывать на аэродромы на своей территории и на довольно ограниченной с точки зрения потенциальных противокосмических операций территории стран – членов Организации Варшавского Договора. Возможно, также и Монголии. В то время и в руководстве Минобороны СССР, в Оборонном отделе ЦК КПСС, в ВПК при Совмине СССР имелось понимание и нараставших проблем в советской экономике в ряде наукоемких технологий. В этих условиях нам было бы весьма сложно на равных соперничать с США и по этому направлению.

В США у противников развертывания гонки вооружений в средствах противоспутниковой борьбы было устойчивое мнение относительно того, что Соединенные Штаты в гораздо большей мере в военной и гражданской сферах зависят от своей спутниковой группировки. Соответственно при развитии в СССР средств ПСБ нового поколения возникала бы крупная угроза этой группировке.

Андроповский мораторий 1983 года был важной мерой стратегического сдерживания, не связанной напрямую с устрашением другой стороны. Он предлагал другой стороне альтернативу взаимно опасному соперничеству в средствах противоспутниковой борьбы, которое влияло бы и на стратегическую стабильность применительно к ядерной сфере. Дело в том, что стратегическая стабильность в то время во все большей степени начинала зависеть от космических средств сторон.

х х х

Вспоминая о деятельности Евгения Павловича Велихова в последующие годы, могу отметить его огромную роль в сохранении и развитии такого уникального предприятия, как «Севмаш» – центра нашего атомного подводного кораблестроения. Велихов дружил с генеральным директором этого гигантского завода, Героем России Давидом Гусейновичем Пашаевым, выдающимся деятелем отечественного ОПК. С Пашаевым мне пришлось активно взаимодействовать в свое время по вопросам строительства наших атомных субмарин – и многоцелевых, и стратегического назначения.

С участием Евгения Павловича был разработан проект гигантской ледостойкой стационарной платформы для добычи нефти на арктическом шельфе «Приразломная». Указ о ее создании, который предусматривал финансирование «Газпромом», подготовленный Велиховым и Пашаевым, довелось подписать у Бориса Николаевича Ельцина мне, когда я был первым заместителем министра обороны. Строительство этой платформы само по себе было важным делом. Но работы над ней были одной из очень важных мер по спасению в те тяжелейшие годы этого предприятия, столь важного для нужд обороны страны, строительства подводных лодок для нашего ВМФ.

Д.Г. Пашаев потом не раз говорил мне, что с технологической точки зрения строительство этой платформы было более сложным, чем строительство атомных подводных лодок. Это грандиозное сооружение эксплуатируется и в настоящее время дочерней фирмой «Газпромнефть». Без принятия того указа заказ мог бы вполне уйти за границу, и «Севмашпредприятие» лишилось бы очень важного источника финансирования.

В 1996 году был создан Совет обороны РФ (параллельно на тот момент с Советом безопасности (СБ) РФ). По моей рекомендации в него был включен и академик Евгений Велихов. Он внес существенный вклад в разработку стратегических решений по ядерной политике России, над которыми мы интенсивно работали в 1997–1998 годах. Разработкой этой стратегии сначала занимался аппарат Совета обороны, а затем аппарат СБ, когда я стал секретарем СБ и аппарат Совета обороны влился в аппарат СБ. По результатам состоявшегося в июле 1998 года заседания Совета безопасности РФ соответствующее решение было подписано президентом РФ Б.Н. Ельциным.

Это решение предусматривало развитие трехкомпонентных стратегических ядерных сил, нестратегического ядерного оружия, ядерного оружейного комплекса, системы предупреждения ракетного нападения. В их подготовке наряду с Велиховым приняли участие руководители Минобороны РФ, Минатома РФ, гендиректор Российского космического агентства Юрий Николаевич Коптев, ряд видных отечественных ученых.

Позднее, в 2008 году, мы с Евгением Павловичем и с академиком Владимиром Борисовичем Бетелиным разработали предложения по национальной программе развития высокопроизводительных вычислений (суперкомпьютинга) в России, которые я представил в правительство РФ.

* * *

Уверен, что Велихов достоин самых высоких мест в отечественном «пантеоне» и научных, и общественно-государственных деятелей. Его деятельность по достоинству была оценена и в СССР, и в Российской Федерации. Он является и Героем Социалистического Труда, и Героем Труда, полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством».

Евгений Павлович пользовался самым высоким авторитетом как у высших руководителей нашей страны, так и всех, кто был связан с наукой и обороной. Он исключительно успешно занимался и фундаментальной наукой и решал многие крупные прикладные задачи, имевшие огромное значение для обороны и безопасности нашей страны.

Велихов сделал исключительно много для нашего Отечества на многих направлениях. В этом отношении он стоит в одном ряду с крупнейшими историческими фигурами нашей славной Академии наук, насчитывающей более 300 лет своей деятельности на благо Отечества.