В школу надо вернуть повременную оплату труда

Татьяна Клячко: «Иногда мне задают вопрос: стали ли учителя, которые получают чуточку больше, работать лучше? Не стали». Фото сайта ranepa.ru

В 2023 году школу покинули 193 тыс. учителей (или 14% от их общей численности – это максимум за последние семь лет). Список причин оттока кадров открывает низкий заработок специалистов, которым общество еще доверяет формальный присмотр за детьми, а вот все остальное предпочитает доверять людям с большой буквы «Р» - репетиторам. О возможных сценариях выхода из кризиса в беседе с кандидатом педагогических наук, журналистом Антоном ЗВЕРЕВЫМ рассказывает доктор экономических наук, директор Центра экономики непрерывного образования РАНХиГС Татьяна КЛЯЧКО.

– Татьяна Львовна, спикер Совфеда Валентина Матвиенко заявила, что выполнение майского указа президента РФ в части зарплаты учителей идет за счет роста их нагрузки. «На стандартную учительскую ставку сейчас прожить трудно, приходится работать буквально на износ»,  – подчеркнула она. А как думаете вы: можно ли, никого не обижая, улучшить материальное положение лучшего в мире учителя?

– Ответ абсолютно серьезный – развивать региональные экономики, и тогда зарплата учителя будет расти. Если у экономики проблемы, то деньги взять неоткуда. Если деньги взять неоткуда, то остается либо их у кого-то отобрать, то есть «переделить». Либо при сохранении статус-кво улучшений не будет.

Меня уже, честно говоря, раздражают вопросы из серии «Можно ли обеспечить учителям справедливую зарплату? Можно ли, чтобы Россия была процветающей страной и чтобы дети хорошо учились?». Ответ у меня сугубо положительный – можно, но возникает вопрос: как? Когда говорят, что мы теперь всем учителям будем устанавливать заработную плату из федерального Центра, то приходится напоминать: это уже один раз провалилось. В середине 80-х учительская зарплата составляла 75% от, как тогда говорили, средней зарплаты в промышленности.

– На семинаре в Высшей школе экономики вы заявляли, что уже почти половина учителей подрабатывает на стороне. В 2013 году их было не более 30%.

– Доля тех, кто подрабатывал регулярно, в 2020 году составила 21,7%. Время от времени подрабатывали 26%. При этом 11% определяют свой уровень жизни как низкий, 36,5% – ниже среднего, 50% – как средний. Выше среднего и высокий – 2,1% и 0,2% соответственно. Думаю, что сейчас ситуация мало изменилась, но подрабатывать стали больше.

– Статистика впечатляет, но что следует из этих цифр?

– Нужно сказать о том, что в 2013 году многие учителя действительно получили ощутимую прибавку к своему заработку. После этого процесс постепенно сходит на нет.

Иногда мне задают вопрос: стали ли учителя, которые получают больше или чуточку больше, работать лучше? Не стали. Почему? Потому что до этого они считали, что им недоплачивают. Поэтому рост своей зарплаты они, естественно, сочли отдачей долгов.

– Не могли бы вы по пунктам расписать движение денег к получателю?

– Сегодня зарплата учителя формируется на уровне региона, поступает из регионального бюджета. Норматив финансирования, о котором мы с вами столько слышим, включает в себя заработную плату и учебные расходы. Эти деньги направляются в муниципальные бюджеты. Те добавляют свою долю на содержание зданий и сооружений, и эти суммы доводятся до школы.

В этой схеме муниципалитет у нас исполняет практически роль завхоза, что его сильно напрягает. А регион, который во многих случаях географически от школы далеко, по нормативу оплачивает число детей, которые учатся в данной школе. Дальше получается: в школе много детей – зарплата учителей выше, немного учащихся – и зарплата небольшая. Время от времени возникает стремление все передать на региональный уровень. Почему-то считается, что школе от этого станет лучше.

– А как эти деньги распределяются?

– Существует всего две системы оплаты труда: повременная, когда платят за отработанное время. И сдельная, когда платят за количество произведенной продукции. То, что называют окладной системой оплаты, которую практикуют в школах самых разных стран и которая сейчас нам предъявляется как образец, есть, по сути, повременная модель. А вот когда вы разрешаете учителю работать на 1,5 ставки, то потихоньку от повременной системы начинаете переходить к сдельной. Не «лучше работаешь», а «больше учеников учишь». Больше тетрадей надо проверить, больше отчетов подготовить.

– Но по факту в регионах победила сдельная или повременная схема?

– Сейчас все больше сдельная. Чтобы свести концы с концами, учитель должен получать примерно 1,5 ставки. Отсюда ключевой вопрос: как нам вернуться в школе к повременной модели оплаты труда.

– А почему он ключевой?

– Когда вы выпускаете шпунтики и винтики, то, пожалуйста, получайте сдельно. Но здесь – дети и учителя. Первые не должны становиться средством достижения целей для вторых. А ведь если педагоги не станут работать на 1,5 ставки или еще больше, на износ, как верно отмечает Валентина Матвиенко, то закрывать уроки часто будет некому…

– …Или, умерив амбиции, придется сильно поджать число предметов в расписании. Маневр финансами поможет обеспечить переход от многосменки к школе полного дня, а затем, возможно, и к парк-школе. Как вы полагаете?

– Давайте скажем простую вещь. Школа – это определенный институт, который работает определенным образом. Учителя не могут высказаться за школу-парк или за школу-ресторан. Они ведут уроки, получают за них зарплату. Есть часы внеурочной работы, которые учителю оплачиваются. Что свыше (еще какие-то секции, кружки), относится к сфере выбора родителей и их инвестиций. Или попечительский совет деньги найдет. Чудес не бывает.

– Вы говорите «учителю платят», а я почему-то не верю. Платим за что угодно, кроме стратегически важного – ответственности педагога за развитие и здоровье детей в течение полного дня.

– Вы заостряете вопрос, но классное руководство, проверку тетрадей, заполнение журналов никто не отменял. Кроме того, учителю надо готовиться к урокам, повышать квалификацию. Считать, что учитель работает полдня, как-то странно.

При этом конечный результат проверить трудно, а расписать компенсацию за литературу или ввести стимулирующую систему, которой многие аплодировали, не просчитывая до конца последствий, значительно проще.

– То есть учителю мы платим, как в том анекдоте про пьяницу, который искал кошелек не где его уронил, а под фонарем, поскольку «там светлее». Шьем лоскутное одеяло вместо достойной зарплаты.

– Не вполне поняла про фонарь. Но, допустим, согласились – вводим школу-парк. Вопрос: кто знает, каких учителей подобрать, какие науки ближе данному ребенку? Психолог, помощник учителя, освобожденный классный воспитатель? Ну и опять – где деньги, Зин?

– Альфред Маршалл сказал: «Человек не знает, что он хочет. Покажи ему вещь, и он будет знать».

– Из слов английского экономиста вытекает, что в голове «показывающего вещь» уже созрело понимание, чего ребенок хочет. Хорошо, если он угадал, а вдруг нет? Надо бы так поправить Маршалла: «Человек не знает, что он хочет. Покажите ему две вещи, и он начнет выбирать». Но без ресурсной площадки полного дня нет никакого выбора. А для детей такой расклад невыносим. Даже кофейный автомат просит их выбрать свой вариант напитка!

– Все борются за выбор, в школе вводят профили. Правда, часто получается по Черномырдину: «Хотели, как лучше…» Не стоит забывать, что в школе дитя не просто учится, он в ней 11 лет живет. Даже мы, взрослые, не всегда столько работаем на одном месте. Одни и те же лица, дизайн потолка, вид из окна. Конечно, ученик достоин лучшей участи. Да и учитель тоже. Остается просчитать эту «участь» экономически, взвесить на психолого-педагогических весах, свести дебет с кредитом. Пока же учитель уходит, а управлять детьми становится труднее. Вот теперь хотят оценку по поведению возродить…