Многоликий Морис Бланшо

В пятницу, 20 февраля, в Профессорском зале РГГУ состоялся однодневный коллоквиум, посвященный творчеству французского писателя и литературного критика Мориса Бланшо. Повод для мероприятия был торжественный и немного печальный: Бланшо умер ровно год назад, в феврале 2003-го, в возрасте 95 лет. Скончался легко и загадочно. Будучи всемирно известным мыслителем, не оставил ни завещания, ни какого-либо другого распоряжения относительно своего творческого наследия. По крайней мере, так обстоят дела со слов французского философа Жан-Люка Нанси, который специально приехал из Страсбурга в Москву, чтобы принять участие в семинаре.

Коллоквиум удался на славу. Внешне все происходило, как на заурядной академической конференции: стандартный формат тридцатиминутных сообщений, вопросы докладчику, ответы докладчика, комментарии ведущего. Однако градус дебатов был выше, чем обычно. Каждый здесь имел свою давнюю историю отношений с Бланшо. К примеру, Виктор Лапицкий (Санкт-Петербург) перевел на русский язык почти все его произведения, что дало ему право заявить: "Я человек, написавший Бланшо". Остальные участники коллоквиума были скромнее в своих притязаниях. Однако и в их выступлениях сквозило искреннее неравнодушие к танатологическим опытам французского Орфея. Социолог Борис Дубин (Москва) представил прозу Бланшо как образец новой, ненарциссической, несубъективистской литературы. Философ Валерий Подорога (Москва) был менее апологетичен. Он раскритиковал Бланшо за его невнимание к сновидческой подоплеке творчества Кафки и, как следствие, за превратное истолкование его прозы. Переводчик и литературовед Сергей Зенкин (Москва) вообще не вдавался ни в какие оценки, а просто проследил истоки иконоборческой нелюбви Бланшо к образности и пришел к выводу, что деизобразительность Бланшо сродни теории жертвоприношения у другого французского философа, Жоржа Батая. Еще один переводчик и литературовед, Сергей Фокин (Санкт-Петербург), предложил вниманию собравшихся свои первые подступы к эстетической теории Бланшо 40-50-х гг. Наконец, Жан-Люк Нанси завершил коллоквиум эзотерическим комментарием на мотив "воскрешения смерти" у Мориса Бланшо. Он истолковал этот оксюморон как бесконечный "переход мысли за пределы мысли". "Если это действительно так, то Бланшо точно обеспечил себе бессмертие", - завершил свою речь Нанси.

Кроме того, было много споров по частным вопросам - по поводу перевода на русский язык названия книги "Пространство литературы", по поводу различия между "письмом" и "писанием" - и многого-многого другого. Ясно было только одно. Отношение к Морису Бланшо, так же как и отношение к главной теме его творчества - смерти, у каждого участника коллоквиума свое. Так что образ французского мыслителя в процессе дискуссии никак не выходил монолитным, реалистическим, а скорее вырисовывался в авангардном, кубистическом или экспрессионистском стиле. Это и сообщало семинару забытое очарование конфликта мировоззрений.