Очередной вечер памяти

Людмила Вязмитинова вспоминает минувшие дни.
Фото Андрея Черкасова

В клубе «Улица ОГИ» состоялся очередной вечер из цикла «Литературная жизнь Москвы 1970–2000-х годов». Проект, задуманный Георгием Манаевым как своеобразный информационный ликбез, быстро приобрел остро ностальгические черты. Так же получилось бы, если бы эпизоды отечественной истории излагали Меншиков, Александр Невский, Хрущев┘ Перефразируя известную сентенцию из «Крестного отца» – никакого бизнеса, только личное┘

На сей раз речь шла о «Гуманитарном фонде» – газете с таким (и не таким) названием и собственно организации с бланками и печатью. Но больше говорилось об удивительном времени начала 90-х┘ Два ангела на двух велосипедах – любовь моя и молодость моя┘ Звучали щемящие полузабытые сочетания слов: Севастопольский райком ВЛКСМ┘

Вела вечер Людмила Вязмитинова, гостями были Михаил Ромм, Леонид Жуков, Павел Митюшев, Рада Цапина, Дмитрий Кузьмин, Герман Лукомников.

Если по существу, то это был первый опыт разрешенной (точнее, допущенной) неофициальной литературной газеты. Сверху, заметим, спускалось не какое-нибудь мелкое финансирование, что логично было бы сегодня. Нет, финансирование находилось сбоку. Сверху спускалось именно разрешение, настойчиво выцарапываемое снизу и время от времени прерывающееся запретами. Большинство сил уходило на борьбу с начальством. Жизнь против ветра. На контент (а тогда и слова такого не было) – толика внимания. Газета возникала, как застолье в купе, – каждый вываливал на стол свое.

Общее ощущение – было весело. Было интересно. Было хорошо. Удивительно, что атомы этого ощущения просачиваются сюда, в 2008-й┘

Дмитрий Кузьмин и в этом хаосе нашел элементы строя. Вот его тезис. С урезанием финансирования на место наемных работников приходят волонтеры. Эпоха стабильности вроде бы зеркально отразила это правило: люди, много лет делавшие что-то бесплатно, вдруг начинают получать за это деньги. Но перед лицом кризиса пора припомнить титульный закон┘

«Гуманитарный фонд» стал отражением эпохи социальных иллюзий, последней вспышки шестидесятничества. Когда казалось, что МЫ – огромно и значимо, а они – маргиналы (недобитые коммунисты, бандиты и т.п.). Потом оказалось, что недобитые коммунисты и разнообразные бандиты как раз соль нашей земли, а мы – маргиналы. Но это уже, как говорил по другому поводу Галич, потом. С первыми искрами этого понимания кончилась и эпоха «Гумфонда». Литература отделилась от государства, к обоюдному удовольствию.

Однажды Окуджаву спросили из зала: «Почему князь Трубецкой не вышел на Сенатскую площадь?» Под общий смех Окуджава сказал: «Не захотел». Дмитрий Кузьмин на вечере памяти «Гумфонда» задал полуриторический вопрос: «Чего ради ныне покойный яркий поэт Александр Егоров обозревал в газете центральную прессу? Да просто так ему хотелось. Ромм начал делать разрешенную газету потому, что окончилась эпоха самиздата. А до этого они с Лямпортом делали самиздатскую «Морскую черепаху». И кончилось это начинание тем, что устали, расхотели. Захотели другое другие.