Илья Кукулин Олег Генисаретский, Давид Зильберман. О возможности философии. Переписка 1972-1977 годов с примечаниями, комментариями и приложениями. Подготовка издания Владимира Рокитянского. - М.: Путь, 2001, 352 с.
НА ОБЛОЖКЕ книги - имена двух авторов, но в самой книге их оказывается больше. Это переписка круга русских мыслителей, так или иначе организованная вокруг фигуры Давида Зильбермана (1938-1977) - выдающегося философа, до сих пор еще не очень изданного в России и, соответственно, не вполне оцененного. Среди немногих оценивших о значении Зильбермана писал Александр Пятигорский.
Но при всей значительности Зильбермана важны все люди, принимавшие участие в изданной переписке: Генисаретский, Пятигорский, Юрий Левада (ныне известный как социолог), религиозный мыслитель Евгений Шифферс. Это были авторы разных воззрений. В большей или меньшей степени они участвовали в широкой московской общности, в которую входили еще и Борис Грушин (за социологическими занятиями Грушина и Левады стоит проделанный каждым из них философский путь), Мераб Мамардашвили, Георгий Щедровицкий, Александр Зиновьев (в ту пору, в 60-70-е, занимавшийся не обличением американского империализма, а философской логикой) и Владимир Лефевр. Учитывая, что некоторые авторы этого круга сознательно вырастали из марксизма, а некоторые его решительно отвергали (Шифферс), с советским марксизмом этот круг в любом случае не имел почти общего. Это было пространство философских дискуссий с некоторой общей проблематикой и - как теперь становится ясно - с более или менее выраженным интересом к человеческой реализации философии, с общим интересом к тому, как философская работа человека взаимосвязана с его психологической и социальной жизнью, с его поведением в культуре.
В основе книги - переписка Зильбермана с Олегом Генисаретским (р. 1942), который и ныне работает в Москве как философ, искусствовед и социальный аналитик. Зильберман был родом из Одессы, в конце 60-х - начале 70-х учился в Москве в аспирантуре, в 1972 году вернулся в Одессу, в 1973 году эмигрировал в США, в 1977 году погиб там в автомобильной катастрофе. В Америке он пользовался огромным уважением: на его лекции по индийской философии ходил Мирча Элиаде, с ним общались Герберт Маркузе и Роман Якобсон, в Бостоне его дважды пытались уволить из университета - и дважды были вынуждены оставить, потому что студенты устраивали демонстрации и голодовки протеста.
Зильберман один раз определил свою работу афористически: "Предмет моих занятий может быть назван взаимодействием (игрой) мыслителя с системой мысли". Александр Пятигорский описывает это же более пространно:
"┘Он решил разработать особую систему квазифилософии, но такую, что схватить его за руку и сказать: "Поймал еще одного универсалиста-систематолога!" - никому бы не удалось... Потому что он тут же бы и ответил (и так на самом деле и отвечал): "Я работаю над модальной методологией, которая работает с разными философскими системами как с объектами. При том, что сами эти системы работали со своими объектами как с природными сущностями. Но я работаю со своими объектами, то есть с этими системами, как с тем, что не природно, искусственно, потому что вся моя работа - искусственна┘" ┘Знание, как и язык, остается за пределами модальной методологии, как, впрочем, остается вне ее и все, что есть, ибо она занимается только тем, что может или должно получиться при наличии особой мыслительной работы".
Вероятно, в основе такой деятельности - можно назвать ее квазифилософией, можно игрой - есть идеал аскезы, требование усилия самостроительства. Зильберман (как и другие люди того же круга - например, Пятигорский) очень интересовался древней индийской философией, считал ее более проработанной, чем современная европейская - не поэтому ли? Ведь индийская философия была в большинстве случаев очень жизненной, очень практичной: миманса истолковывала ритуал, йога учила об освобождении┘ И поэтому - именно из-за жизненности своих задач - она могла стремиться к точности и даже педантизму: Лев Выготский ведь написал, что знак есть орудие внутренней работы, стало быть - знак должен быть максимально проработан.
Книга, подготовленная Владимиром Рокитянским, кажется, позволяет осознать, какая культурно-психологическая реальность стояла за устремлениями таких разных мыслителей, как Шифферс, Щедровицкий, Зильберман и Мамардашвили. В случае Зильбермана важно еще вот это чувство одиночки (вероятно, совсем другое чувство одиночества было и у позднего Мамардашвили). Может быть, его отчаянное недовольство Америкой - при том, что свой американский опыт он считал очень полезным и из Америки надолго уезжать не планировал, - происходило не только от того, что 70-е годы для Америки в самом деле были нравственно непростыми, но еще и от того, что его выстроенная годами форма внутренней свободы натолкнулась в Америке на совершенно другое понимание человека?
