Большая иллюзия

Все города - в сущности, вымыслы. Крупные и значительные - особенно. Им сам бог велел, но что такое "крупность" и "значительность", как не увеличительное стекло, поднесенное человеком к городу?

Они в той мере и существуют, в какой вымышлены. Без вымысла собранию стен и крыш городом никогда не стать. Самое большее, поселком - пусть даже громадным.

Всякий город - лишь повод к его восприятию. Лишь стимул к его домысливанию.

Город - жанр восприятия человеком мира и самого себя, и жанр этот, вне всяких сомнений, - лирика. Он, конечно, только и делает, что притворяется то эпосом, то хроникой, то еще чем-нибудь эдаким объективным, но это явно входит в законы жанра: город должен ускользать, он просто обязан быть недоступным.

На самом-то деле он всегда чужой, даже если мы в нем живем с рождения и воображаем, будто все здесь знаем. Тем более, если нет.

Как же это не чужой, если мы уедем или умрем, а он останется? Как же не чужой, если он существовал тогда, когда нас еще и в помине не было, и нисколечко в нас не нуждался? А если скажете, что весь мир таков, то и это будет совершенно справедливо.

Конечно, чужой. Для того и нужен разговор человека с городом, чтобы преодолевать его чуждость. Но будет ли то диалог - так вслушиваются друг в друга Париж и русский искусствовед Михаил Герман, или монолог о городе - так о своем Лондоне говорит Питер Акройд, или даже внутренняя речь на фоне и по поводу города - так открывает смыслы собственной жизни в вечном Риме Семен Файбисович, - в таком разговоре голос человека слышнее, чем голос города. Может быть, только он один и звучит. И что бы он о городе ни сказал - все будет правдой, станет ею с того самого момента, в который будет произнесено. Потому что человек сам наговаривает себе города. Потому что город вообще - большая иллюзия. Как и мы сами.