Ему и больно, и смешно

	Дураков по росту строят. Джонатан Борофски. Человек с молотком. 1984

- Я же была хорошая, - умоляюще сказала она, - правда, хорошая?

Д.Сэлинджер,
"Лапа-растяпа"

Николай Коляда - герой-многоборец. Он же - фабрика-кухня.

Один из самых плодовитых российских драматургов современности (пишет пьесы с 1986 г., написал их аж 68 штук). Руководитель огромного семинара молодых драматургов. Режиссер, ставящий собственные пьесы в разных театрах. С прошлого года - главный редактор журнала "Урал" (см. об этом его статью в "НГ" от 24.06.2000, с. 7). Имеет собственную страницу в Интернете, где публикуются произведения его и его подопечных, в том числе лауреата Аантибукера Олега Богаева. При этом пьесы Коляды ставятся во многих странах мира, а в 1994 г. в Екатеринбурге, где живет драматург, состоялся международный фестиваль "КОЛЯДА-PLAYS" - исключительно по произведениям этого автора. В Екатеринбурге уже вышли два сборника его пьес, "Уйди-уйди" - третий. В него включены пьесы 1997-1999 годов, часть из них уже поставлена в Москве: "Старосветские помещики" с Лией Ахеджаковой и Богданом Ступкой (режиссер - Валерий Фокин), "Уйди-уйди" в "Современнике" с Валентином Гафтом, Еленой Яковлевой и другими известными актерами (режиссер - Николай Коляда, предпремьерные показы идут этим летом, официальная премьера - 10 октября) и другие.

В пьесах Коляды постоянно возникает атмосфера странного, призрачного и истеричного праздника. То это Новый год ("Группа ликования", "Попугай и веники"), то новоселье ("Дураков по росту строят"), то знакомство по брачному объявлению ("Уйди-уйди"). Антураж дикий, но праздничный: на сцене появляются сосуды с разноцветной пеной, которые выполняют загадочные ритуальные функции, персонажи швыряются деньгами ("Тройкасемеркатуз") или исступленно играют в полубессмысленные игрушки.

Действие не удерживается на сцене и заполняет пространство вокруг. Обычные сценические ремарки в пьесах Коляды разрастаются в длиннейшие описания домов и городов, где происходит действие, и событий, происходящих параллельно основному сюжету, или переходят в авторские монологи, то шутовские, то проникновенно-надрывные. Буквально эту множественность мест действия реализовать на сцене невозможно - но поставить, это, конечно, можно. Другое дело, что этот контекст - написанный или обозначенный при постановке - принципиально важен для понимания сценического действия.

Отчасти пьесы Коляды растут из идеи социальной "чернухи", модной в конце 80-х. Но "чернуха" в них во многом дополнительна по отношению к идее праздника: именно в таком ужасном и трагикомическом быту и должны произноситься такие истеричные монологи.

Действие пьес происходит в провинции - а если в большом городе, то оно подпольное и окраинное - по самоосознанию участвующих героев. Подъезды, исписанные непристойностями, квартиры, где капает с потолка, бедность или откровенная нищета, пьянство мужчин и женщин, детское желание уехать куда угодно - вот ситуация, в которой действуют персонажи Коляды. И праздник не может полностью вырвать героев из этой атмосферы. Действие часто остается, если можно так сказать, заземленным.

И всех до слез жалко. Герои Коляды постоянно делают страшное открытие: они не знают, что делать со своей жизнью, не понимают, что с ними происходит. "Но ведь надо за что-то красивое держаться, чтобы тебя что-то тут держало, что-то тут берегло бы, оберегало, оберег какой-то должен быть, что-то тут чтобы было бы твоим, добрым, родным, не может же быть, что все мы родились для грязи, для мерзости, для убожества, и сами убогие, не может же этого быть, ты понимаешь, нет?! <┘> Дайте мне умереть спокойно, я не жил еще┘ " ("Зануда"). И самому автору всех жалко. Может быть, одна из причин того, что он много пишет, - чтобы успеть всех пожалеть и всем посочувствовать или по крайней мере как можно большему количеству людей.

Герои Коляды очень много говорят. Часто повторяют одно и то же. Путаются в словах. Чаще всего не могут толком выразить то, что их мучает. Впрочем, их часто мучают повторяющиеся, привычные чувства и мысли - страх за близких, ощущение беспомощности, стыд, - о которых как-то и говорить не пристало, и повторять это неудобно. Поэтому в качестве средства самовыражения и одновременно заборматывания они то и дело не к месту повторяют одни и те же шутки ("Надо было лизнуть, а я г-х-авкнула!") или читают всевозможные перечни и инструкции. С другой стороны, эти повторы и списки обнаруживают музыкальные принципы, на которых строится драматургия Коляды, становятся лейтмотивами, которые формируют музыкальную ткань этих пьес.

С лихорадочным возбуждением в пьесах Коляды связана идея импровизации. Эти пьесы принципиально импровизационны и во многом, кажется, ориентированы на эмоциональный "подхват" со стороны актера - недаром Коляда сам режиссер.

Герои Коляды часто балагурят, иногда даже в крайне мелодраматических или в самом деле шоковых случаях. Испуганная женщина в "Уйди-уйди" кричит: "Против русской монтировки не помогут тренировки!"

Герои раздваиваются: они - и актеры, и играющие люди, которые в кого-то и во что-то играют. Коляду интересует рефлексия над самим феноменом театра и разыгрывание этой рефлексии - что роднит его с многими современными драматургами. Но у Коляды есть собственная тема в разработке идеи метатеатральности: это наложение актерства как быта, как повторяющейся бытовой позы и актерства как стремления к празднику. Два лица актерства: актер-профессионал день за днем играет в других людей, а люди становятся актерами-любителями, чтобы найти другую жизнь - то, чего почти не может быть с ними. И сам этот поиск ни к какому решению не приводит, но каждый из персонажей - парадоксально - играя в праздник, ищет свои упущенные возможности - плохо, нескладно, но ищет. Именно в нескладных праздниках, в слезах и непонимании персонажи Коляды открываются друг другу.