Рафаэль Соколовский Аркадий Аверченко очень серьезно воспринял Февральскую революцию и в помощь «Новому Сатирикону» создал сатирический журнал «Барабан». Хотя редактором там числился Михаил Линский, делал его в основном Аркадий Аверченко. Здесь он выступал под различными псевдонимами. Но по тексту легко узнать руку «Короля смеха». Любопытно, что в «Барабане» он снова начал публиковать свои карикатуры – он их не печатал в «Сатириконе» со времен, когда в 1906–1907 годах выпускал в Харькове журналы «Меч» и «Штык».
В связи с выпуском «Барабана» Аверченко пригласил в соредакторы «Нового Сатирикона» Аркадия Бухова. Но это вовсе не означало, что он передоверил журнал ему. Иначе журнал не оставался бы таким зубастым, как был и до прихода Бухова, человека очень умеренного. Достаточно просмотреть номера «Нового Сатирикона» и убедиться, что там везде присутствует Аверченко – и в «Волчьих ягодах», и в «Почтовом ящике», и в «Перьях из хвоста». Не говоря уже о том, что ни один номер не обходился без его политического фельетона.
Подчеркивая, что «Барабан» делал Аверченко, человек неуемной энергии, не стоит забывать все-таки и о вкладе Михаила Семеновича Линского, кто выступал здесь и с фельетонами, и с карикатурами. Линский (настоящая фамилия Шлезингер) был человеком незаурядным, но более всего он прославился в Одессе как карикатурист. После закрытия «Барабана» вкупе с «Новым Сатириконом» он эмигрировал сначала в Константинополь, затем в Париж. Там он выпускал журнал «Бич», в котором печатал Аркадия Аверченко.
Судьба Линского закончилась трагически – нашелся предатель, который выдал его нацистам, и «принц де Линь», под чьим именем он скрывался, был арестован и расстрелян в 1940 году.
Остается сказать, что в подробных биографиях Линского почему-то не упоминается его участие в журнале «Барабан».
Что касается самого фельетона «Городовой на Невском», его ни в коем случае нельзя воспринимать прямолинейно, как ностальгию по самодержавному режиму, свержение которого Аверченко бурно приветствовал. Это щелчок по носу Керенскому и его министрам, которые не сумели навести порядок в России. Аверченко еще не раз будет выступать против безрукости Временного правительства. Подписан он был псевдонимом Медуза Горгона.
═════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════ Рафаэль Соколовский
Аркадий Аверченко
Бывшему городовому Луке Сапогову жилось неважно. С самого начала революции – когда он прятался на крыше пятиэтажного дома с пулеметом и десятком консервных коробок для пропитания – и до последних дней Лука чувствовал себя неважно.
Дел никаких не было, сбережения растаяли, а дороговизна все росла и ширилась. Одно время Лука собирался даже поступить в большевики, но потом раздумал – беспорядок ему не нравился.
* * *
Май месяц.
Лука Сапогов сидел на корточках перед сундуком и уныло перебирал свою носильную рухлядь: пиджаки с продранными локтями, брюки с протертыми коленками, летнее пальто совершенно истлевшее и поддевку сплошь в заплатах и дырьях.
И вдруг сердце его екнуло: в самом низу сундука он наткнулся на полный наряд городового: шинель, фуражку, штаны – все это было спрятано им как можно тщательнее тогда, в те дни, когда он вернулся с крыши┘
Грустно оглядел Сапогов эти остатки былого величия – все было новехонькое, крепкое и, увы, все это никуда не годилось.
* * *
Июль месяц┘
Снова сидел Сапогов перед сундуком на корточках и снова еще печальнее перебирал все эти полуистлевшие тряпки.
Все так износилось, что на улице неловко показаться.
А! Вот он, этот проклятый мундир, новенький, совсем с иголочки.
Да уж его-то не наденешь, не рискнешь. Выйди-ка на улицу – тебе покажут!
А впрочем┘ может быть, и не покажут?
Нет, нет!
Сапогов отогнал от себя соблазн и шумно захлопнул крышку сундука.
* * *
Сентябрь месяц┘
Подкрались холода. И снова продрогший Сапогов перебирал в сундуке полуразвалившуюся рухлядь и снова рука его нащупала новенькое сукно форменной шинели.
– А, пожалуй, что можно и надеть, – мелькнуло у него в голове. – Не убьют же! Ну, помнут маленько – и то едва ли┘
Нет, нет!..
* * *
Ноябрь месяц┘
В это холодное дождливое утро Сапогов снова, в сотый раз открыл свой заветный сундук.
И – то ли уж очень осмелел – поколебавшись с минуту, надел Сапогов шинель, фуражку, подпоясался для безопасности шашкой, прицепил кобуру с наганом и вышел на Невский┘
* * *
– Смотрите, братцы. Городовой!
– Ну, чего там врать! Откуда ему взяться?
– Истинный крест! Вон стоит на углу, шинель, фуражка, шашка – все по форме!
– И вправду! Товарищи! И вправду городовой старого режима! Чудесия! Подойтить ближе и посмотреть┘
– Постой, и я! Дозвольте, господа, протиснуться, на городового посмотреть┘
– Давно не видел. Ну, гляди: вот он, в натуральном росте.
– А действительно, в его фигуре есть что-то.
Сбегались отовсюду.
– Братцы! Правда, тут где-то городовой? Покажите, пожалуйста!
Уже большая толпа бурлила и кипела вокруг Сапогова.
По старой привычке Сапогов с достоинством оглянулся и вдруг выкрикнул солидно:
– Ну, вы тут! Не скопляйтесь! Осади назад!
Проходивший мимо господин в каракулевой шапке вдруг приостановился, и лицо его приняло умиленное счастливое выражение, будто бетховенская музыка коснулась его уха.
– Городовой распоряжается! Давненько я не слышал┘
Все застыли зачарованные, загипнотизированные.
– Ты, извозчик! – заорал вдруг Сапогов совершенно машинально. – Пра-в-во! Не знаешь, какой стороны держаться, черт желтоглазый?
– Ура, братцы! – завопил извозчик. – Вот он – тута!
Это было сигналом. Толпа окружила городового, многие жали его корявую лапу, некоторые плакали.
– Взятку ему дайте, – хлопотал кто-то. – Как же так – без взятки – можно? Обязательно – взятку! На, голубчик, бери!
Подошел пьяный. Увидел городового – расплакался:
– Господин городовой! Жажду тебя! Который уж месяц грезил┘ Хожу пьяный который месяц, и некому меня в участок предоставить. Веди, отец наш!
Его оттолкнул рабочий.
– Ваше благородие, господин городовой! Так же нельзя┘ Как мы на трубочном заводе допрежь работали, действительно, по два с полтиной, то большевики, так сказать, уськают да уськают: повышайте да повышайте┘ Винти, дескать, вверх! Уськали они, уськали, винтили мы вверх, винтили, до 30 целковых в день навинтили, и вдруг стоп! Лопнул завод, и есть мы на улице. Обратите ваше такое внимание, господин городовой. Нешто ж можно большевикам давать такую волю, чтобы они уськали? Через кого же мы теперича голодаем?
– Р-разойдись! – закричал строго и зычно Сапогов. – Как же можно скопляться?!. Ты, торговка, яблуками! Разве можно на Невский вылезать с твоим паршивым товаром? Геть отсюдова! Пошла ты с яблуками!
– Какое такое ты имеешь право меня гнать? – закричала торговка. – Нынче, брат, революция, свобода!
– Чего-о? – зарычал Сапогов, топорща усы. – Это тебе такая свобода, чтобы Невский засаривать? А ну, пошла со своими яблуками!
Носком сапога он сбил корзину с тротуара на мостовую.
– Ишь, черт, – ворчала баба, собирая грязные яблоки. – Сказал бы словами, я бы и ушла, а то, вишь ты, ногой, как жеребец лягается.
– Словами? Нешто вы, дьяволы, слова понимаете? Пока вам по загривку не съездишь, никакого у вас понимания до слов. Вы, военный кавалер, который с консервами, идите отсюдова подальше. Что? Иди, иди. А то я тебе поговорю! Ты кто? Дворник? А у тебя улица подметена? Пошел за метлой! Я вас всех скопом чистоте научу.
┘А это что такое? Кого бьют? Не трожь его, анафема! В участке разберутся. Не трожь, гадина, а то я те┘ Съел! Веди его, братцы. Стой, мотор. Стой, который быстро едущий! Я тебе покажу! Я твой номер запишу┘ Чево-о? Совет рабочих депутатов? Да хоть там разрабочих┘ У меня главное – порядок! Дворник! Мети┘ Ваш паспорт, господин! Не скопляйтесь вы, ироды! Пошел, который с папиросами!
* * *
И тут толпа разделилась на две части.
Одна часть в ужасе разбежалась с Невского, растеклась по более отдаленным улицами переулкам, крича:
– Шабаш, братцы! Контрреволюция! Городовой белой палкой машет, дворники подметают улицы, торговок с Невского прогнали, извозчиков заставляют правой стороны держаться! Погиб наш Интернационал без аннексий и контрибуций.
Другая часть публики окружила городового Сапогова плотнее, подняла его на руки, и сотня голосов крикнула:
– Братцы! Выберем его заместо правительства! Наше правительство только беспорядок делает, а этот знает, чего хочет!
Тут же выделили из своей среды депутацию. Пошла робко депутация к Сапогову, бухнула ему в ноги и закричала истошным голосом:
– Земля наша велика и обильна, а порядку в ней нет. Приди княжить и володеть нами.
– Ладно, – проворчал в усы Сапогов, втайне польщенный. – Только у меня главное, чтобы не скопляться.
* * *
Все, что я рассказал выше, конечно, сон. Он приснился мне.
Но мне бы хотелось, чтобы он приснился не мне, а всей России, которая тяжелыми сапожищами топчет свободу и порядок в грязь.
══════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════ Журнал «Барабан», 1918.
═════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════════ Публикация Рафаэля Соколовского
Константин Ремчуков