Алиса Ганиева
Каждый роман Достоевского – это явление Мессии.
Александр Иванов. Явление Мессии. 1836–1857. ГТГ, Москва
Карен Степанян. Явление и диалог в романах Ф.М.Достоевского. – СПб.: Крига, 2010. – 400 с.
Книгу литературоведа, доктора филологических наук, вице-президента Российского общества Достоевского Карена Степаняна «Явление и диалог в романах Ф.М.Достоевского» никак нельзя зачислить в список специальной литературы, предназначенной только для узкого круга достоевистов. Ровно наоборот. Каждая из 11 глав при всей своей научной глубине, интертекстуальной насыщенности и кажущейся специфике написана живым, увлекательным языком и затрагивает актуальные вопросы, выходящие за рамки сугубой филологии.
Во-первых, весьма любопытен разбор писательского метода Достоевского: история, трактовка, система дефиниций «реализма в высшем смысле» (об этом Степанян уже писал ряд монографий, в том числе книгу «Сознать и сказать». «Реализм в высшем смысле» как творческий метод Ф.М.Достоевского). Сориентироваться во всех формах и видах реализма (вспомним советские определения «критический реализм», «революционно-демократический» и «дворянский реализм», «социалистический реализм», применительно к Достоевскому – предлагаемые разными учеными «христианский реализм», «духовный реализм», а уж если вникнуть в полемики вокруг теории современной литературы, то придется столкнуться и с «символическим реализмом», и, само собой, – с «новым») довольно сложно. Карен Степанян предпочитает именовать метод Достоевского словами самого Достоевского – «реализм в высшем смысле», чьей сущности и основным принципам посвящена отдельная глава.
 Каждый роман Достоевского – это явление Мессии. Александр Иванов. Явление Мессии. 1836–1857. ГТГ, Москва |
Мир Достоевского многомерен и многофактурен, поэтому в книге Степаняна затрагиваются предельно разные проблемы от теодицеи и антропологии до собственно явления и диалога (в прочтении Бахтина каждый роман писателя представляет собой явление – явление Христа – «и диалог (или полилог) людей, передающих Эту Благую Весть друг другу»). Очень интересен разбор «христоподобных» черт не только князя Мышкина (что, как замечает и сам Степанян, довольно много раз предпринималось), но и Ставрогина (только здесь со знаком минус, Ставрогин – Мессия из «Евангелия детства», «вражеского» Евангелия). Также вы многое узнаете о юродстве и безумии, смерти и воскресении, бытии и небытии в романе «Идиот», о связи «Идиота» с «Жизнью Иисуса» Штрауса и Ренана (о чем писала когда-то исследовательница Соркина), о категории существования в романе «Бесы», о Достоевском и Рафаэле, о Швейцарии на метафизической карте художественного мира Достоевского, о теме двойничества в понимании человеческой природы у Достоевского и о многом-многом другом.
Сделано строго, научно, но с огромным внутренним эмоциональным накалом.
Андрей Мельников