Валентин Ставицкий
Ольга Киянова. Поздние летописи в истории русского литературного языка: конец XVI – начало XVIII в.
– СПб.: Алетея, 2010. – 320 с.
В монографии предпринята попытка создания целостного представления о языке малоизученных поздних русских летописей. Автор честно предупредила своих читателей, что предметом ее исследования стали малоизвестные тексты, находящиеся в рукописных собраниях и оставшиеся по сей день неизданными. Тогда возникает закономерный вопрос: какую же роль могли сыграть эти загадочные произведения в истории литературного языка нашего Отечества?
В монографии вместо истории русского литературного языка читателям предложена правдивая история летописания начиная с XV и XVI веков, когда составлялось наибольшее количество летописных сводов. До объединения русских удельных княжеств в Великое Московское каждый князь хотел иметь летопись своего удела – так появились Новгородская, Волынская, Галичская летописи, имеющие местный характер. Он сохраняется до конца существования удельных политических центров, однако впоследствии все они отдадут Москве свои летописания. В силу этого с конца XV века Москва начинает трудиться над ними, стараясь переработать их в общерусский свод: все, что противоречит задачам централизации, напоминает о сепаратизме удельных княжеств, беспощадно уничтожается вместе с прежним литературным языком, подделывается под великокняжеские взгляды. Со второй половины XV века начинается введение московского общерусского летописания, которое попадает в сферу компетенции дворцовых дьяков. Теперь в летопись начинают включаться архивные материалы, посольские документы внешних сношений России с другими государствами, разрядные записки. Правда, календарные записи событий по каждому году в летописях автор упорно именует погодными записями, вызывая у читателя справедливые подозрения: не про погоду ли идет речь?
Жесткая унификация XVI века нанесла тяжелый удар по русскому летописанию. Хотя в этот период размеры сводов продолжают увеличиваться за счет нового летописного и внелетописного материала (велики объемы Львовской, Воскресенской и Никоновской летописей), такое расширение свидетельствует не о развитии, а о начинающемся кризисе летописания как жанра письменности. На смену ему стали приходить новые виды исторического повествования: Степенная книга, порвавшая с прежней системой календарного изложения событий и построенная как собрание княжеских житий, и летописи, охватывающие не всю историю Русской земли, а лишь одного или нескольких царствований (Иосафовская летопись, Летопись начала царства). Кроме того, появляются обширные сочинения типа Русского Хронографа – памятника церковного происхождения, на протяжении XVI и XVII веков неоднократно переписывавшегося и переделывавшегося. Русский Хронограф, включенный как в митрополичье летописание – Никоновская летопись, так и в царское – Лицевой свод, со временем своей формой и заменил летопись.
Ольга Киянова не сообщила читателям, что в начале XVIII века русское летописание замерло навсегда, сменившись газетной хроникой, документальными свидетельствами о событиях, научными и литературными сочинениями. Петр I оказался первым поборником исторического просвещения своих подданных, высказав мысль о необходимости издания русских летописей. Но дело это оказалось нелегким и осталось таким же и до наших дней. Только с 1841 года началось издание полного собрания их. До Октябрьской революции было выпущено всего 23 тома, а в советское время напечатано еще 14, и все! Вот почему в нашей национальной сокровищнице в 1985 году числилось около тысячи летописных манускриптов┘
