Чудо движения

Участники «Феня-феста» в этом году собирались второй раз. Фото из соцсети Ильи Кочергина

В Рязанской области в доме прозаика Ильи Кочергина во второй раз прошел арт-фестиваль «Феня-фест», представляющий собой слет творческих людей. В этом году в фестивале приняли участие более 30 человек – поэты, прозаики, переводчики, драматурги, критики, психологи, художники, режиссеры, искусствоведы из Уфы и Новосибирска, Москвы и Санкт-Петербурга, Липецка и Рязани, Воронежа и Челябинска. Среди участников был и герой интервью. О творческих мастерских, петербургских писателях, о роли эпитетов в поэзии и смерти близких людей с Григорием КНЯЗЕВЫМ побеседовал Юрий ТАТАРЕНКО.

– Григорий Юрьевич, сложно назвать Великий Новгород поэтическим городом. Вы приходили знакомиться в местную ячейку СПР (Союз писателей России – «НГ-EL»)?

– В то время, когда я там жил и рос, все было, к сожалению, довольно скудно в литературной жизни. С 2009 года я стал ездить в Петербург на разные мероприятия, и часть питерского литературного круга стала для меня хорошей творческой средой. Ходил на ЛИТО Галины Гампер (Студия молодых авторов в Центре современной литературы и книги. – «НГ-EL»), сейчас оно – ее имени. Полтора года назад я переехал в Санкт-Петербург и вот осваиваю новую жизнь.

Кстати, моя двоюродная бабушка, за которой я ухаживаю, живет сейчас в пансионате в Левашово. Как-то мы заговорили о Левашовской пустоши, потом о Ковалевском лесе, Ржевском полигоне, где, возможно, погиб Гумилев. Затем плавно перешли к Ахматовой. И вдруг бабушка вспомнила, что к ней в 60-е годы пришла близкая подруга Ахматовой и попросила о помощи. Моя бабушка Маша работала в аптеке фармацевтом и сумела достать дефицитное лекарство. Вот и стихи – это тоже лекарство.

– Для меня литературный Петербург связан с такими именами, как Виктор Соснора, Александр Горбовский, Александр Кушнер, а также с журналами «Нева», «Аврора», «Звезда». А кто для вас поэтический символ Питера?

– Галина Гампер, мой первый учитель в литературе, в 2012 году сказала: «Все, я спокойна за Гришу, у него наконец заработал моторчик». И дала, доверила мне почтовый адрес Александра Кушнера. Я написал ему, и он мне ответил большим письмом от руки. У меня есть пять или шесть развернутых писем от него. Я их вывез в Питер со своим архивом. Потом общение с Кушнером продолжилось по электронной почте. Он меня всегда поддерживал, писал, что мои стихи не случайные, присылал важные формулировки того, что должно быть в хороших стихах – к примеру, поэтическая мысль, точность языка. Я рад, что мы продолжаем переписываться. И хотя я стал одним из учеников живого классика, но, как ни крути, нет, я не Кушнер, я другой!.. 

– Вопрос про составные части поэзии: ритм и метафорика дают эффект синергии, а рифма тут – некий бонус. Как прокомментируете?

– Мне кажется, это немножко мудрено. Поэзия – это такой мыслительный и музыкальный микрокосм, который проживает и создает автор. Поэтическая мысль может быть по-разному выражена, но в основном это происходит через образ и звук в их единстве.

– Ваша первая солидная книга «Живые буквы» как-то изменила вашу жизнь?

– Во многом. На нее вышло несколько рецензий. А мой прежний самиздат, можно сказать, был для семейного, дружеского круга, ну и для меня, чтобы я учился писать дальше. В декабре 2021 года я послал рукопись на конкурс, проводимый АСПИР (Ассоциация союзов писателей и издателей России. – «НГ-EL»). Обычно никак потом не слежу за результатами. Друзья сообщают: твоя работа попала в длинный, короткий список.

– Говорят, у вас есть задатки детского автора?

– Да, как раз на одном из первых в моей жизни литературных семинаров, на слете молодых литераторов в Большом Болдине, в августе 2021 года мне прямым текстом порекомендовали попробовать себя в детских стихах. Я и попробовал. Поскольку это было своевременно сказано. В другой момент, может быть, это не сработало бы как совет, я бы просто не прислушался. А здесь как-то все сошлось. Да, именно когда все сходится в моменте, тогда и рождаются стихи – детские, взрослые. Когда мои племянники были маленькими, я писал для них регулярно. Им было необычно, что дядя пишет. Сейчас они уже подростки, мы говорим о разных вещах.

В 2022 году я с подборкой детских стихов впервые прошел на семинар в Липки. Там узнал, что есть семинары толстых литературных журналов. Познакомился с Сергеем Филатовым и даже побывал у него в гостях.

– Неоднократно прозвучало название форума молодых писателей «Липки». Легендарная творческая институция, сам в начале 2000-х ездил на семинар «Нового мира». Какую пользу «Липки» вам принесли?

– Главная польза – погружение в атмосферу, генерирующую мысли.

С «Липок» начались мои дружбы, большие, крепкие и долгие, может быть даже на всю жизнь, даст бог. «Липки» дают ощущение большой-большой подзарядки. Тебя разбирают, ты учишься разбирать – все это очень важно и ценно при авторском становлении.

Мне очень понравился мудрый совет одного из мастеров семинара «Нового мира», Павла Крючкова: слушай всех, делай по-своему. Действительно, литература – дело авторской воли и авторского решения. Никто за тебя не решит, каким станет стихотворение – ни лучший друг по писательскому цеху, ни мастер на семинаре.

– Процитирую поэта Григория Князева. В финале одного зимнего стихотворения – две строчки: «И я свой тихий след впишу, / А чей-то затопчу, задену». Меня, конечно, заинтересовал эпитет «тихий». Вообще, какое значение придаете эпитетам?

– Тихий след – для меня это так естественно. Просто однажды я вышел на улицу, это была первая моя зима в Питере. Мело. И я увидел вереницу следов от нашего дома и почувствовал, что я тоже в ответе за свой след. При этом не хочется шуметь, шума и без нас много. Лирический герой боится затоптать чужие следы. Но ведь и его следы могут затоптать следующие поколения идущих, следующие ноги. Жизнь движется, и в этом большое чудо.

– Очень интересная строка: «За морозами – дожди перекраивают судьбы». А чьи судьбы? Умело ли перекраивают? Как реагируют морозы на такое самоуправство?

– Повторюсь: непростая задача – комментировать отдельные строчки из своих, уже подзабытых мною стихов, строчки, вырванные вашим острым взглядом из живой и цельной стиховой ткани. Но я попробую.

Тут, вероятно, имеется в виду тот факт, что внешние обстоятельства, с которыми мы зачастую поневоле сталкиваемся, начиная с погоды за окном, меняют наши намеченные планы и пути. То вынуждают нас выйти из дому в непогоду, то, наоборот, запирают нас в четырех стенах наших собственных судеб до лучших времен.

– Как вам кажется, какой наилучший способ монетизации литературных способностей?

– Не знаю… Когда-то я понял одну простую вещь: все, за что ты в жизни держишься мертвой хваткой, будь то дружбы или деньги, как ни странно, труднее удержать в своих руках. А когда ты, как говорит мой племянник, живешь играючи-припеваючи, легко, но не легкомысленно, то так жить надежнее, спокойнее, что ли.

– Хочется уточнить, поэт Князев ходит куда-то на работу, получает где-то зарплату или как?

– Нет, сейчас я живу вне работы, и есть шутка, что я представитель богемы. Несколько лет работал в интернет-журнале, потом помогал семьям с детьми-инвалидами. Сам живу на инвалидную пенсию, ну и читатели иногда донатят. Сегодня, например, незнакомый читатель прислал перевод, подарил день жизни. Получаю регулярно небольшую стипендию от одной питерской интеллигентной семьи. Дважды выигрывал стипендию в Липках. Хотя, когда рушится мир, как-то уже не до стипендий.

– Поэт пишет стихи, творит свою реальность и тем самым изменяет реальность вокруг – по-разному. И вдруг в вашей жизни случились две большие потери подряд, ушли из жизни жена, отец. И где брать силы свыкнуться с этим, принять это?

– Я пытался не унывать, не терять веры в то, что все-таки переживу это большое горе. К тому же предпоследними Настиными словами перед самым ее уходом у меня на руках были: «Справимся… справишься». Вот и по-прежнему стараюсь держаться светлой стороны жизни: несмотря на край приоткрывшейся бездны, лишь бы в нее не рухнуть. Хотя я знаю случаи, когда люди на похоронах в буквальном смысле слова прыгали в могилу вслед за своими любимыми…

Мне очень повезло. В момент полного мрака, сгустившегося надо мной, я встретил множество светлых людей, сказавших добрые слова именно на пике моего отчаяния. То есть не остался со своим горем один на один. Я услышал: живи полной жизнью, живи за двоих, живи достойно и радуй своих любимых. И жизнь начала потихоньку восстанавливаться. Сейчас у меня ощущение погорельца, который пытается что-то достать из-под руин и на этих же руинах отстроить новое – и дом, и гармонию.

– Удается?

– Этот год был трудным. Очень многому пришлось научиться. Сначала сомневался, правильно ли я все делаю. А теперь появилась какая-то смелость и уверенность, еще большее доверие к жизни, к своему пути. Чувство себя в некой скорлупе уютного мирка уже пережито мною. Я раньше боялся выйти в большой мир. Теперь я в него выхожу – без страха и трепета. Верю: впереди у меня еще немало открытий и возможностей – как для человека пишущего и любящего жизнь.

– Последний вопрос – о премии «Лицей». Можно ли назвать ее главным маркером качества современной молодежной литературы?

– Мне трудно ответить на этот вопрос. Я вообще не пользуюсь никакими короткими, длинными премиальными списками как рекомендательными источниками. Любой список можно дополнять или сужать. Если речь о поэзии, то я не ориентируюсь на чужие советы, когда кому-то что-то понравилось. Не то чтобы я такой эксперт и сам все могу оценить. Мне кажется, стихи живут в моменте и поэты воскресают в час их прочтения. Можно стихи прочитать, но не проникнуться ими, не откликнуться, не взять их с собой в путь только потому, что они оказались тебе не ко времени. Одним словом, и живу, и пишу, и читаю по зову собственного сердца. 

Не так давно Павел Крючков знакомил нас со своей коллекцией голосов знаменитых поэтов. Может возникнуть вопрос: что дает молодому литератору звучание Ахматовой? Появляется чувство, что все живы, все рядом, все в одной лодке. То есть чувство сопричастности. А еще – ответственности. Нам идти за Ахматовой, Пастернаком, Мандельштамом, Цветаевой и многими другими. Как же можно быть недостойными их, не соответствовать им, огорчать наших великих предшественников, наших старших учителей? Мы не имеем такого права. Делаешь дело, и делай его хорошо, на совесть.