Отложенный противоракетный кризис

Как соединить американскую SM-3 с российскими системами ПРО – большой вопрос.
Фото с сайта www.mda.mil

Подписанный Россией и США новый Договор по СНВ следует считать выдающимся успехом не столько в сокращении вооружений, сколько в продемонстрированном впервые поразительном единстве в создании иллюзии реального сокращения СНВ за счет резкого изменения правил засчета боезарядов и носителей, принятых в Договоре СНВ-1. Так, например, если по устоявшимся правилам каждая крылатая ракета (КРВБ) тяжелого бомбардировщика (ТБ) засчитывалась как один боезаряд, то теперь все КРВБ на нем засчитываются за один боезаряд. Если американский ТБ типа Б-52 способен реально нести 20 КРВБ, то теперь они сойдут за один боезаряд. Сейчас в США развернуты минимум 56 ТБ Б-52 с 1120 боезарядами и 16 ТБ типа Б-2А, но за ними будут числиться 72 боезаряда. Похожая ситуация и у нас: в боевом составе 77 ТБ, на которых реально более 850 боезарядов, а будет считаться, что их всего 77.

Вместе с тем необходимо признать, что, несмотря на такую арифметическую эквилибристику, за ней стоят вполне разумные прагматические соображения, имеющие оперативно-стратегические и экономические основания. То обстоятельство, что стороны согласились как бы понизить роль («вес») ТБ, имеет достаточно понятные основания. Роль ТБ в стратегических операциях ядерной триады при обмене массированными ядерными ударами, которые рассматривались как основная форма подобных операций в период холодной войны, всегда считалась не вполне определенной до, в процессе и после массированных ударов МБР и БРПЛ.

Оправданно и то, что, например, теперь для вывода из числа развернутых подводных ракетоносцев нет необходимости не только «выдергивать» из них пусковые трубы, но и полностью вырезать ракетные отсеки, что было определено условиями Договора СНВ-1.

Количество видов инспекций по сравнению с Договором СНВ-1 (15 видов) можно было бы сократить не до 10 по новому Договору, а до 5–6 без ущерба для транспарентности. Но, по-видимому, американцы настояли на этом главным образом с целью облегчения процесса ратификации Договора в Сенате США.

Возможно, что позиция администрации президента Обамы по дальнейшим сокращениям СНВ и переговорам по этой проблеме с Россией соответствует тому, что изложено в опубликованной 11 апреля статье Д.Шульца и У.Перри. Среди прочего там идет речь о том, что прежде, чем договариваться с Россией о новых сокращениях стратегических вооружений, необходимо решить задачу объединения усилий в сфере ПРО в формате США–Россия–НАТО. В статье также предлагается параллельно вести консультации по ТЯО и обычным вооружениям в Европе, по проблемам Ирана и Северной Кореи, но на первом месте – ПРО.

Отступивший кризис между Россией и США по отношению к ПРО в Европе после решения администрации президента Обамы по новой архитектуре ПРО вполне может вернуться в еще более острой форме после приобретения морской системой с противоракетами типа «Стандарт-3» и их наземными аналогами стратегического потенциала к 2020 году. Предотвратить этот кризис способно прежде всего тесное сотрудничество России и США в развертывании и управлении совместной ПРО. То, что разделение зон ответственности не представляет значительных организационно-технических и программных трудностей, подтверждается серией проведенных ранее компьютерных учений по отражению ударов ракет ПРО ТВД российскими, американскими, а затем и европейскими специалистами поочередно в Москве и в Колорадо-Спрингс.

Принятые руководством России и США решения о сотрудничестве в сфере ПРО пока что выполняются только при оценке и согласовании вероятных ракетных угроз. Можно уверенно предсказать, что процесс подобного согласования будет продолжаться достаточно долго, а российский потенциал сотрудничества постепенно снижается. Если ранее у нас еще были опережающие разработки, например, по высокоскоростным противоракетам, то со временем мы практически многое теряем как следствие успехов последних американских разработок.

В России высокие гражданские и военные чиновники традиционно препятствуют углублению сотрудничества по ПРО из-за устойчивого недоверия и опасения утраты чувствительных технологий. Однако наше технологическое отставание оставляет мало шансов для подобной утраты, а сотрудничество, наоборот, дает возможность приобретения новых знаний и технологий.

Остается вполне реальная возможность сотрудничества в области информационных систем, которое еще может быть взаимно полезным. Так, например, объединение систем предупреждения о ракетном нападении повышает эффективность слежения за пусками ракет на 30–70%. Дальнейшее наращивание возможностей российской системы предупреждения за счет новых радаров на основе станций высокой заводской готовности еще больше увеличит эффективность как отечественных, так и совместных систем мониторинга пусков ракет в глобальном масштабе. Необходимо подчеркнуть, что существующие и перспективные российские радары, расположенные на юге, обладают уникальными возможностями контроля ракетоопасных районов в наиболее нестабильных юго-восточных, южных и юго-западных регионах.

Еще более глубокое сотрудничество может быть реализовано при развертывании низкоорбитальной космической информационной системы глобальной ПРО, космические аппараты которой могут быть выведены на орбиты с требуемой высотой и наклонением конверсионными «тяжелыми» ракетами по российско-украинскому проекту «Днепр».

Таким образом, если с дальнейшими сокращениями СНВ пока что спешить не надо, то к полномасштабному сотрудничеству по ПРО следовало бы приступить без промедления.