Приговоры теряют правовую определенность

Если вердикты судов долго не являются окончательными, их очень сложно обжаловать. Фото с сайта www.sudrf.ru

Верховный суд (ВС) опять напомнил, что резолютивная часть опубликованного решения должна соответствовать тому, что оглашалось в процессе. ВС повторяет это из года в год, но судьи продолжают исправлять приговоры, хотя теперь могут их не писать сразу в полном объеме. Перегрузка судов делами сохраняется, как и требования не допускать волокиты, отчего возникают ошибки, которые затем как бы лишь редактируются. Однако по-прежнему даже значимые несовпадения речи и текста не отменяют вынесенных вердиктов.

Корректировка резолютивной части судебного акта после его оглашения теоретически означает, что суд как бы продолжил рассмотрение дела единолично – без участия сторон. Принято считать, что в таком случае речь все же идет о существенном нарушении норм процессуального права.

Так что ВС пришлось в очередной раз напоминать нижестоящим судам о том, что с момента оглашения на заседании резолютивной, то есть итоговой, части своего решения они не вправе изменять изложенное в нем. Таким образом, этот раздел приговора, изготовленного уже в полном объеме и письменном виде, должен соответствовать тому, что было прочитано судьей.

Как сказал «НГ» партнер коллегии адвокатов Pen & Paper Вадим Клювгант, недопустимые расхождения в содержании судебного решения, прямо запрещенные законом, могут объясняться либо судейской невнимательностью, либо недобросовестностью. «Поскольку это очень грубое нарушение, являющееся безусловным основанием для отмены судебного акта, то представляется, что такие действия судей должны влечь их ответственность», – заметил он. А то обстоятельство, что подобные нарушения повторяются, может свидетельствовать как раз об обратном, а именно – о безответственности в силу безнаказанности.

Юрист Андрей Лисов подтвердил «НГ» повсеместное распространение такого явления, которое давно никого не удивляет. «Более того, готов утверждать, что ВС еще неоднократно к этой теме вернется», – отметил он. Потому что, по словам Лисова, во-первых, имеет место пресловутый человеческий фактор: «Суды у нас принято хаять, но надо отдать им должное – они работают на износ. Количество рассматриваемых дел выше всяких разумных пределов. И наступает тот момент, который по-научному называется «снижение когнитивных функций в силу чрезмерной усталости». Человек делает глупые и банальные ошибки, которых, снизив нагрузку, можно было бы легко избежать». Вторая причина также весьма банальна и грустна – это оплата работы судейских служащих. «Ради интереса сравните зарплаты, скажем, федерального судьи и секретаря суда. А потом сравните получившийся результат, к примеру, со средней московской зарплатой», – предложил Лисов. И хотя «можно бесконечно повторять, что каждый труд почетен, что каждый должен в меру компетенции добросовестно выполнять свои обязанности, но все-таки сложно это делать, если размер вознаграждения за работу несовместим с человеческим достоинством». У большинства судебных работников положение обстоит именно так, заявил он.

Потому-то и в судах, и в Федеральной службе судебных приставов огромная текучка. Отсюда чаще всего и появляются ошибки, когда судья на заседании оглашает одно, а в машинописном тексте оказывается немного другое потому, что просто пропустили пункт. По большому счету, сказал Лисов, можно быть уверенным в том, что кардинально эту проблему никто не бросится решать ни сегодня, ни завтра. Ведь такие ошибки при желании элементарно вычисляются, нарушение норм процессуального права оперативно устраняется. При этом на самом деле «решить проблему просто, хотя и затратно – следует увеличить количество судов, довести жалованье работникам до приемлемого уровня и провести массовую цифровизацию».

Как пояснил «НГ» федеральный судья в отставке Сергей Пашин, поскольку судей постоянно торопят – надо поскорее отписывать одно дело за другим, получается, что «обслуживание конвейера важнее правосудия». Поэтому еще одно нарушение – это брать работу на дом, а не производить ее в совещательной комнате. Вот и бывает, что в спешке судья «не все продумал, а спохватился лишь потом»: например, сразу не определился с издержками – возложить их на подсудимого или на государство. И «тогда он просто переписывает приговор, благо в компьютере это легко сделать». Раньше, напомнил Пашин, в судах были заседатели, которые не давали вносить несанкционированные правки. «Теперь можно запросто переписать приговор», а это, по его словам, незаконные действия, которые являются, по сути дела, фальсификацией или подлогом. Однако рассматриваются такие деяния квалификационной коллегией судей (ККС) крайне снисходительно, там могут слегка пожурить, а по максимуму – сделать выговор, замечание или предупреждение. Понятно, что ни о какой серьезной ответственности речи не идет.

Пашин напомнил «НГ», что не так давно судьям по уголовным делам разрешили читать лишь начало и конец приговора, а описательно-мотивировочную часть не провозглашать. Это большое им облегчение, позволяющее не писать полный текст приговора в совещательной комнате. «Благодаря этому законодательному решению, которое проталкивал ВС, судьи теперь могут работать быстрее. Потому что если они провозглашают лишь начало и конец приговора, то это, конечно, вовсе не значит обязательно, что описательно-мотивировочной части может и не быть фактически, но подразумевается. Мол, судья потом ее напишет», – подчеркнул он. Как заметил эксперт, «при царе тоже можно было провозгласить только резолюцию, но потом полный текст приговора все равно надо было произнести в публичном и открытом заседании», теперь же этого не нужно. «И поймать судью на том, что в письменном приговоре – одно, а провозглашал он другое, уже практически невозможно. Так что ВС собственноручно добился этой безобразной ситуации», – возмутился Пашин. В том числе, кстати, и тем, что в некоторых своих решениях вышестоящие инстанции и вовсе говорят: несовпадение текста приговора и аудиозаписи – это «технические нарушения», которые якобы не влияют на суть приговора, и они не видят в том повода для его изменения. «Так что, по их логике, бывают фальсификации плохие, а бывают – технические», – сыронизировал собеседник «НГ».

Сам он уверен, что такая реакция высших инстанций лишь «развращает судей, которым кажется, что они хозяева приговора, даже если они его уже провозгласили, и что в любое время до сдачи дела в канцелярию они могут его исправлять». Но тогда на граждан возлагаются обязанности, которые ранее не предполагались: к примеру, сперва судья прочитал – издержки принять на счет государства, а потом подсудимый вдруг с удивлением обнаруживает в письменной копии, что на самом деле их возложили на него. То же касается судьбы вещдоков или продления сроков ареста: сказано, положим, заключить под стражу на месяц, а написано, оказывается, на три. Пашин подтвердил, что расхождение сказанного с написанным стало «достаточно распространенным явлением». По его словам, ВС изначально не должен был требовать, чтобы описательно-мотивировочную часть не читали, потому что следует «блюсти правосудие, а не интересы конвейера». Но если уж и сделали это, то надо было все организовать хотя бы как в царской России или сейчас в Германии. Там есть четкие сроки на сочинение полного текста приговора, которые зависят от того, как долго рассматривалось дело и из скольких томов оно состоит. То есть приговор рано или поздно полностью провозглашается в открытом судебном заседании. И, наконец, апелляционная инстанция не должна считать расхождения «технической ошибкой»: «Если судья споткнулся в каком-то слове или ударение неправильно поставил – это одно, но если судья говорил одно, а в тексте другое – это безусловное основание для отмены приговора». При этом, заметил Пашин, в его коллекции есть такие случаи, когда суды утверждают, что им не удалось записать провозглашение приговора из-за «перебоев электричества» или «пронесения флешки мимо трансформатора, после чего с нее все стерлось». И тогда это уже называется, подчеркнул он, «творят что хотят».