Григорий Заславский В узком кругу, среди знаменитых педагогов и пока еще не известных широкой публике студентов, в Щукинском училище, в одной из сводчатых, на старинный манер аудиторий отметили 200-летие со дня смерти итальянского драматурга Карло Гоцци.
Вероятно, прав был мастер курса, как актер знаменитый своими чтецкими программами, а как телеведущий – путешествиями натуралиста, Павел Любимцев, когда предположил, что это собрание стало и единственным, где поминали Гоцци. Дело в том, что в Италии его почти и не помнят, в родной Венеции чтят оппонента Гоцци, можно даже сказать – врага его, Карло Гольдони. В России любят обоих: к примеру, в «Сатириконе» одну за другой ставят комедии Гольдони, но то и дело то в Вахтанговском, то в РАМТе лучшие российские режиссеры, старые и малые, берутся ставить «Короля-оленя». Или – «Зеленую птичку», которая скорее всего станет одним из дипломных спектаклей курса Любимцева.
Режиссер «Птички» Николай Шейко, когда-то поставивший эту пьесу Гоцци с молодым Гвоздицким в Риге, и стал главным застрельщиком поминально-заздравного собрания. Что касается Гоцци, то можно сказать, что именно ему во многом обязан своей всемирной славой Вахтанговский театр, где сейчас идет уже третья версия «Принцессы Турандот», в 1922 году впервые поставленной еще не в театре, а в студии Евгением Вахтанговым.
Итак, портрет Карло Гоцци на столе, в окружении апельсинов, которых было куда больше трех. Того самого Гоцци, который был великим знатоком итальянской комедии масок. И эти самые маски венецианского театра и венецианского карнавала – Арлекина и Тартальи, Бригеллы и Панталоне. На соседнем столике стояло готовое к употреблению венецианское вино, а студенты и их педагоги «обменивались» стихами – посвящениями прекрасной эпохе масок. Кузмин и Мандельштам, Блок и Ахматова – русский Серебряный век и тосковал по маскам, и умело пользовался возможностями масок. Подобно фривольно-научным штудиям разнообразных башен и салонов начала прошлого века, и тут эффектно удалось сочетать почти научное, но исполненное артистической свободы эссе о Гоцци в исполнении Николая Шейко и озорные стихи сплошь из намеков и аллюзий.
Для сегодняшнего театрального зрителя что Гоцци, что Гольдони, и кажется порой, что Гольдони – самый что ни на есть естественный продолжатель «дела Гоцци», тем более что вполне себе реалистические рыбачки в его пьесах соседствуют с теми самыми масками. И невозможно вообразить, что сами герои, Гольдони и Гоцци, воспринимали друг друга непримиримыми соперниками и даже врагами. Николай Шейко эту разницу чувствует и пытается передать своим нынешним ученикам и тем немногим зрителям, которые удостоились чести вспомнить Гоцци и могли выразить свои чувства, поскольку масок, как и пряников сладких, всегда на всех не хватает.
Андрей Мельников 
