Юрий Соломонов
Когда красноречие жестов сильнее силы слов.
Фото Интерпресс/PhotoXPress
Директор Института лингвистики Российского государственного гуманитарного университета Максим Анисимович КРОНГАУЗ рассказал ответственному редактору «НГ-сценариев» Юрию СОЛОМОНОВУ о том, что происходит с русским языком в век информационных технологий, и о том, погубит ли отечественную словесность всемогущий Интернет.
– Максим Анисимович, некоторое время назад в литературном кафе Bilingua вы прочли лекцию на тему «Язык и коммуникация», которая затем была опубликована на сайте Polit. ru. Тогда вы развивали тезис о том, что коммуникация важнее языка. Но признались, что думали так не всегда. Но все-таки почему коммуникация важнее?
– Бывают ситуации, когда люди теряют возможность общаться на своем языке. Причины могут быть разными: болезни, травмы. Или, что бывает чаще, потеря своей языковой среды – например, человек оказывается в эмиграции. Есть еще религиозные табу или даже бытовые ситуации – ссоры, плохие отношения, объявленный кому-то бойкот. Но в любой из них всегда возникает коммуникация. Она может выражаться в жестах, мимике, вздохе, взгляде. То есть возникает новый язык или знаковая система, с помощью которой, даже утратив возможность говорить, люди вступают в контакт. Потребность человека в коммуникации – одна из важнейших и, на мой взгляд, уступает только потребности в воде и еде.
– Мне кажется, что сегодня формы коммуникации меняются так быстро, что, например, человеку из сибирской деревни и московскому блогеру может не хватить общих слов для того, чтобы просто понять друг друга.
– Да, сегодня все меняется очень быстро. Если на воображаемой машине времени привезти человека из 80-х годов прошлого века в наши дни, скорее всего он испытает шок. Случится, как говорится, когнитивный диссонанс, да и коммуникативный тоже. Возникнет рассогласование между мыслями, языком и окружающей действительностью. Это, кстати, повод еще раз задуматься над тем, почему так важна связь между языком и мышлением и может ли мышление существовать вне языка.
– А что, если представить день, когда человеческий мозг обретет способность без всякого языка воспринимать информацию?
– Это, конечно, здорово, но невозможно. Это замечательно и издевательски демонстрирует Свифт в «Путешествиях Гулливера». Во время странствий герой попадает в школу языкознания Великой академии, где работают над усовершенствованием языка. Один из проектов состоит в полном упразднении всех слов, что бережет время и полезно для здоровья. Вместо слов предлагалось носить с собой разнообразные вещи и вести беседу, просто показывая их собеседнику. Этот проект поддержали ученые мужи, но воспротивились женщины. Свифт не нуждается в комментариях, но все-таки скажу, что проблема не только в тяжести мешков с вещами, но и во множестве понятий, не воплотимых материально. В общем, язык настолько важен человеку, что он никогда от него не откажется.
– У Александра Грина даже есть рассказ о человеке, лишенном воображения. Описано просто кошмарное видение мира.
– В том-то и дело. Компьютер мог бы отчасти облегчить физические тяготы ученых мужей. Представьте себе наладонники с виртуальными мешками вещей, которые они друг другу демонстрируют. Но все проблемы не снимаются. Как будут выражаться чувства, абстрактные понятия, предлоги и тому подобное? Все равно придется создавать новую знаковую систему.
– Есть ли какие-то утраты, издержки при быстрых изменениях форм коммуникации?
– Разумеется, мы постоянно не успеваем за изменением этих форм. Вот кто-то наконец овладел такой формой коммуникации, как блог. Завел его себе, привлек читателей, освоился и стал популярен в блогосфере. Но вот беда: появились социальные сети и блогосфера потихоньку выходит из моды. Читатели перемещаются в «Одноклассники» и прочие фейсбуки. Что делать? Бежать за ними туда, где тебе некомфортно, или остаться в «уютной жежешечке», но отстать от жизни?
Сходные проблемы возникают с выбором средства коммуникации. Я еще помню – хотя уже слабо – людей, презирающих мобильные телефоны. Что им презирать сегодня: смартфоны или планшетники? Встает на первый взгляд бытовой, а в действительности коммуникативный или даже экзистенциальный вопрос: покупать айфон или нет, вовлекаться в новый виток коммуникативного развития или не вовлекаться? И нередко все решает не технологическая потребность в более совершенном средстве связи, а простая мода, престижность потребления. Мне не нужен айфон последнего поколения, но я его покупаю, потому что у других он уже есть. А раз я его купил, я должен его использовать – и вступать в не нужную ни мне, ни собеседнику коммуникацию. Получается некоторая цепь, когда уже не коммуникация требует усовершенствования средств, а усовершенствование средств меняет коммуникацию. Хотите стать белкой в колесе коммуникации? В общем, думайте сами, решайте сами.
– Но престижное потребление все-таки объяснимо. А как бы вы объяснили уже позабытое появление в Сети нелепой карикатуры с соответствующими уровню юмора словами «Превед, Медвед»? Коммуникационный эффект был такой, какой может только присниться нынешним политическим спичрайтерам. Карикатура и фраза вызвали стихийное, массовое движение поклонников, фанатов, продолжателей этого жанра┘
– Простого ответа не существует. Не в первый раз отдельные фразы, изображения, мелодии вдруг проникают в сознание огромного количества людей, которые начинают это цитировать, трактовать по-своему, пародировать, создавать по этому поводу некие «художественные» проекты и т.д.
В связи с этим можно лишь выдвигать некоторые гипотезы. Например, по поводу интернет-мемов. Речь идет о моментальном распространении слов, фраз, часто бессмысленных, безграмотных, но обретающих необъяснимую популярность, овладевающих массами через все возможные каналы связи: форумы, блоги, электронную почту и т.п. Это своего рода сарафанное радио, подкрепленное новейшими технологиями.
Цепной реакции могут способствовать разные свойства распространяемого текста, например случайная стихотворная форма, споткнувшись о которую хочется фразу повторить, даже не вдаваясь в ее смысл. Повтор часто и есть основная движущая сила. Иногда, как в случае с «медведом», срабатывают нелепость, комичность, абсурдность┘ Как мы можем объяснить, например, недавнюю вспышку интереса к певцу Эдуарду Хилю, чья позабытая песня «Тро-ло-ло» вдруг ненадолго стала мировым хитом? Можно даже по минутам проследить стремительный взлет ее популярности.
Раньше, если такая мода возникала, она все-таки обладала инерцией и некой продолжительностью. Фразы из кинофильмов доинтернетной эпохи держались гораздо дольше. Помните «Неуловимых мстителей»? Просто классикой стало знаменитое «А вдоль дороги мертвые с косами┘».
В фильме Савелий Крамаров повторил эту фразу раз пять. А дальше она ушла в массы. Тот же самый механизм работает и сейчас. Но информационная насыщенность Сети укорачивает срок популярности любого мема.
– Ну, хорошо. А взять так называемые смайлики. Разве эта странная форма выражения чувств не упрощает наш эмоциональный мир? Прилепил «улыбку» и как бы выразил переживание?
– Это развитие формальных средств. Смайлики передают настроение или, например, иронию. Количество их видов с момента появления первых «скобочек» непрерывно росло. Сейчас мы имеем целые комплекты рожиц, иногда даже трудно определить, про что это все. Эволюция смайликов несет в себе зачатки гибели. Иконические знаки должны быть интуитивно понятны. Поэтому в массе своей люди используют только один-два основных смайлика.
В общем, смайлики – не упрощение, а типизация человеческих эмоций и кодирование типов особыми значками. К ним, конечно, надо привыкнуть. Я вот до сих пор смайликами не пользуюсь, но и не презираю.
Мы живем в ситуации, когда письменный язык приближается к устной речи, приобретая ее черты: спонтанность, неконтролируемость, эмоциональность. Если уж сравнивать с чем-то общение в Интернете, то с записками, которыми перебрасывались ученики на уроках, да с перепиской на партах. Письменная речь в Интернете очень индивидуальна, поэтому смешно наблюдать за блогами и твиттерами, которые заводят себе чиновники, желая соответствовать не то времени, не то прогрессивному начальству. Их язык так и остался в плену прежнего внутреннего контролера, и привычный им канцелярский стиль никак не вписывается в интернет-стилистику.
– И все-таки многие считают, что киберпространство при всех своих информационных возможностях снижает уровень культуры в обществе. Не станем ли мы обитателями такой среды, которая тормозит разностороннее развитие личности?
– Не думаю. Это ведь переход в другую среду, а сам переход не означает потери в качестве. Другое дело, что живое общение и общение в Интернете развивают немного разные стороны личности, и подозреваю, что сегодня разносторонней личностью может называться человек, способный обитать и общаться в обоих мирах. Если же говорить об отличиях, то общение в Интернете публичнее, масштабнее (количество интернет-друзей может превосходить реальных друзей) и – до последнего времени – безответственнее. Последнее вполне понятно, если учесть тот недолгий срок, что мы общаемся в Интернете: система коммуникативных этических правил только выстраивается, и она несколько отличается от принятой в живом общении.
Кстати, надо сказать, что при общении, особенно при знакомстве, в Интернете язык играет особую роль. Как мы можем оценить собеседника, не видя его? Конечно, по его речи – и по его взглядам, выражаемым через речь. Так что знаменитое «по одежке встречают, по уму провожают» превращается «по речи встречают, по ней же и провожают».
– Но разве Интернет не ведет мир к еще более резкому социальному, политическому, экономическому, интеллектуальному и прочему расслоению?
– И да и нет. В Интернете действуют и центростремительные, и центробежные силы. Социальные сети дают очень мощный инструмент сближения людей, как политического, так и экономического. Приведу пример последнего. В социальную сеть сбрасывается информация о ненадежности банка, и масса людей – вкладчиков этого банка – начинает снимать свои деньги. Так что Интернет, с одной стороны, расслаивает общество, создает всевозможные сообщества – по интересам, по политическим взглядам, – а с другой стороны, дает уникальную возможность объединения с другими людьми, преодолевая границы и расстояния. К тому же надо отметить еще одну важную особенность: и расслоение, и объединение происходит с гораздо более высокой скоростью, чем в обычном мире.
– Думаю, поэтому у Интернета немало серьезных оппонентов. И первый из них – школа. Согласитесь, даже пройдя через повальную компьютеризацию, учителя российских школ остаются самыми последовательными критиками постиндустриального устройства жизни?
– Я думаю, что школа должна решать те же задачи, что и раньше. Другое дело – в какой форме. В Америке, например, учителю запрещено дружить со своими учениками в социальных сетях. В России дистанция между учеником и учителем меньше, и Интернет становится продолжением их отношений в школе. Я знаю случаи, когда школьные конфликты перемещались из школы в Интернет, а из Интернета обратно в школу. Например, в Интернете ученики обсуждали поведение учителей в не самых приятных выражениях, а затем их за это отчисляли из школы. Интернет по определению – площадка свободы. Это вступает в противоречие с идеей привычного нам контроля за учениками.
На мой взгляд, Интернет породил одну очень важную проблему. Образование и школа не могут полностью игнорировать виртуальный мир – в силу его значимости. А разбираются они в этом виртуальном мире хуже, чем ученики. То есть учитель должен учить ученика тому, в чем он меньше понимает. Проблема серьезная и неразрешимая. Но, к счастью, уже уходящая. Она касается лишь учителей, сформировавшихся в доинтернетную эпоху. Сегодняшний молодой учитель уже, по крайней мере, не уступает в компетентности своим ученикам.
– Максим Анисимович, но не скорость ли прогресса привела к тому, что великую русскую литературу дети изучают по неким дайджестам, которые широко издаются, вывешиваются в Сети. Я недавно просто зачитался тремя страницами, на которых был изложен роман Маркеса «Сто лет одиночества»!
– Еще одна неразрешимая проблема. Кому же хочется, чтобы дети приобщались к культуре с помощью ее суррогата? Успокаивает только одно: так было и раньше. Да, есть люди, которые по разным причинам не читают – и никогда не читали – серьезную литературу. Зато есть и другие. Книжные магазины полны книг, книжные ярмарки многолюдны. Значит, это кому-то нужно. Вы говорите, падают продажи книг? Зато растут продажи электронных книжек, ридеров. Да и суррогаты не вполне бесполезны. Вот после премьеры многосерийного фильма «Идиот» издатели выпустили очередное издание Достоевского, а зрители стали читателями. Мы по привычке считаем сериал низким жанром и суррогатом культуры, но свою благородную миссию посредника он порой выполняет.
– А все-таки Интернет – это система, развивающая человека?
– Снова и да и нет. Самый большой его минус – времяпожирательство. По себе знаю: вхожу в Сеть как будто по делу, а очнувшись через час, замечаю, что про дело уже забыл.
Но плюсов больше. Интернет помогает преодолеть одиночество, развивает коммуникабельность, упрощает поиск людей и информации┘ Этот список бесконечен. И он будет дополняться каждым из нас по мере того, как будет совершенствоваться эта сфера.
Вообще происходит интересное перераспределение границ между миром и Интернетом. Вначале Интернет занимал очень маленькое место и существовал как бы параллельно миру, никак его не задевая. Позднее Интернет стал самостоятельным пространством, активно влияющим на реальность. Сегодня создается такое впечатление, что Интернет втягивает в себя весь мир. Еще в прошлом году начали появляться шутливые ролики о зарождении мира, рождении Христа и о других значимых исторических событиях. Все процессы в них описываются так, как если бы в то время уже существовали Интернет и все его социальные коммуникативные возможности. Волхвы договариваются о дарах по электронной почте, покупают их в интернет-магазине и так далее. Все это сделано с юмором и вместе с тем с большим уважением. Ролик о рождении Христа заканчивается словами «Времена меняются, чувства остаются». Человечество – очень стабильная система, и даже радикальные технологические изменения не способны изменить человеческую сущность.
