Гнойный менингит на фоне острой бактериальной пневмонии

Сообщения о кончине государя достигло Петербурга 27 ноября 1825 года, и А.С. Пушкин тут же написал эпитафию: «Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге». Афанасий Афанасьев. Гравюра «Смерть Александра I в Таганроге». 1828

В самом начале осени 1825 года российский император Александр I вместе с женой покинули столицу, направляясь, как полагали осведомленные лица, на черноморское побережье Крыма. Придворные лекари подозревали, что его супруге угрожает чахотка, и посоветовали ей скоротать предстоявшую зиму не в сыром и холодном Петербурге, а где-нибудь в благодатной южной стороне. Что подразумевали эскулапы под чахоткой, неясно, ибо такая хвороба, как туберкулез легких, во врачебной номенклатуре еще не присутствовала, а микобактерию туберкулеза Роберт Кох выделил только в 1882 году.

Непредвиденный вояж державной четы вызывал определенное недоумение в придворных кругах. Дело в том, что будущего российского императора Александра I женили в 16 лет на баденской принцессе Луизе Марии Августе, получившей в России имя Елизаветы Алексеевны. Династический брак оказался бездетным, что юную пару ничуть не волновало. Почти восемь лет провели они в мире и согласии, пока в ночь с 11 на 12 марта 1801 года, когда убили Павла I, не вспыхнул семейный разлад.

Нельзя исключить, что Елизавета Алексеевна не простила супругу малодушия, проявленного (да еще публично) в те роковые часы; ведь она была в том возрасте, когда молодая женщина ожидает от своего избранника безупречного поведения даже в самых критических ситуациях. Но в ту беспокойную ночь с 11 на 12 марта великий князь Александр был в таком смятении, что графу П.А. Палену (петербургскому генерал-губернатору и вместе с тем организатору заговора против императора Павла I) пришлось чуть ли не приказать ему: «Будет ребячиться! Идите царствовать, покажитесь гвардии».

Может быть, он не сумел забыть ее присутствие в комнате, когда она попала в разряд очевидцев его душевной несостоятельности и видела его опухшее от слез лицо, хотя наследник заранее дал согласие заговорщикам на свержение его отца Павла I. Так или иначе, но после той мартовской ночи они разошлись, но не развелись, и впоследствии при дворе знали о многолетней любовнице императора Марии Антоновне Нарышкиной, а кое-кого удивляло, мягко говоря, некорректное обращение монарха с женой.

Автократических путешественников сопровождал лейб-хирург и директор Медицинского департамента Военного министерства Яков Васильевич (Джеймс) Виллие. Уроженец Шотландии, он окончил Эдинбургский университет и с той поры 25 лет состоял на службе в Российской империи, пользуясь безграничным доверием императора. На сколько-нибудь значимые расстояния Александр I без него не удалялся. В 1814 году, готовясь к проведению Венского конгресса, российский монарх (в качестве общепризнанного лидера антинаполеоновской коалиции) посетил Лондон, где его принимали с величайшим уважением и где будущий король Георг IV, а в то время принц-регент презентовал Александру I сперва достоинства кавалера, а вслед за тем титул баронета Великобритании.

Не доехав до как будто намеченной цели довольно утомительного для нездоровой женщины многодневного странствия, император прочно застрял в Таганроге. С 13 сентября 1825 года он управлял государством посредством правительственных курьеров. Фельдъегерская связь работала четко и бесперебойно. Депеши из Таганрога в Петербург и обратно в Таганрог нарочные доставляли обычно за девять суток, загоняя пару лошадей до смерти.

Самочувствие его спутницы императора не тревожило. Все-таки он был достойным последователем воспитавшей его бабки Екатерины II. Не напрасно старалась она привить смышленому внуку многие навыки и особенности поведения, приобретенные ею самой за 34 года царствования. Не могла она только внушить ему представление о личной ответственности каждого человека и тем более государя за любое его деяние. Такая абстракция была ей самой непонятна и недоступна.

Исполнять обязанности генерального педагога будущего российского властелина и его младшего брата Константина императрица Екатерина II поручила Фредерику Сезару де Лагарпу – безусловному, хотя и достаточно осмотрительному поклоннику идей французских просветителей. В результате, как заметил В.О. Ключевский, великий князь Александр «был воспитан хлопотливо, но не хорошо, и не хорошо именно потому, что слишком хлопотливо».

Между тем император все еще обретался в Таганроге, и никто не мог постичь, чем привлекал его небольшой захолустный город на краю необозримой державы. Дни протекали за днями, а «властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой», как аттестовал его Александр Пушкин, томился на берегу Азовского моря, не решаясь ни двигаться в Крым, ни вернуться в столицу.

Когда же на 45-е сутки своего бездарного, по сути, пребывания в Таганроге монарх занемог, современники догадались, что дальнейшее турне откладывалось надолго или скорее всего навсегда, а высказанное беспокойство о состоянии здоровья его августейшей супруги представляло собой всего лишь удобную ширму для неприметного исчезновения государя из Петербурга.

Свой потаенный смысл имела, однако, и продолжительная задержка императора в унылом Таганроге. Он давно уже получил достаточно подробную информацию о тлевшем в гвардейских полках офицерском заговоре. Теперь же монарх выжидал, когда, наконец, созревшая крамола претворится в конкретные антиправительственные действия.

«Свободомыслящий абсолютист и благожелательный неврастеник», по выражению историка В.О. Ключевского, император ощущал себя непосредственным участником давнего заговора, погубившего его отца Павла I, и не желал предпринимать сколько-нибудь жесткие репрессивные меры по отношению к участникам нового комплота, названным вскоре декабристами. «Не мне их судить», – обмолвился император однажды. Но попадаться в руки мятежников он вовсе не собирался и оттого изнывал в портовом городе Таганроге, надеясь при необходимости уйти морем хоть в Турцию.

Вот тут в его душевную сумятицу вмешалось то, чего не смог бы предугадать даже самый проницательный наблюдатель. Когда неустойчивая осенняя погода распространилась на азовское побережье, 27 октября император, по словам окружающих, «сильно простудился». Такой недуг означал возникновение у него кашля и, по-видимому, других симптомов острого респираторного заболевания. Если бы Александр I находился в состоянии душевного равновесия, то через одну-две недели он бы, наверное, выздоровел или хотя бы значительно поправился, но в той ситуации его болезнь развивалась по худшему сценарию.

Спустя 12 дней от начала так называемой простуды, 8 ноября лейб-хирург Виллие констатировал у своего обожаемого монарха стабильную лихорадку, что указывало, в сущности, на перерастание изначально вирусной инфекции в острое бактериальное воспаление легких. До открытия Александром Флемингом пенициллина оставалось еще более 100 лет, и шаблонные жаропонижающие средства растительного происхождения уже не могли предотвратить надвигавшейся беды. К тому же у императора возникла «гнилостная отрыжка», что свидетельствовало либо о разрушении зуба (или зубов), либо о формировании острого легочного абсцесса.

Еще пять суток промучился Александр I в своих покоях, а 13 ноября при попытке встать с кровати потерял сознание. Все последующие дни после кратковременного обморока у него сохранялись заторможенность и сонливость, так что можно было предполагать развитие вторичного гнойного менингита на фоне острой бактериальной пневмонии.

Протащились еще пять тягостных дней. На рассвете 19 ноября у больного началась постоянная икота, что можно было рассматривать как результат вовлечения в патологический процесс диафрагмальной плевры (скорее всего справа). Утром того же 19 ноября в 10 часов 43 минуты император умер «от горячки с воспалением мозга». В переводе на современный язык можно полагать, что его смерть наступила вследствие бактериальной пневмонии, осложненной диафрагмальным плевритом и вторичным гнойным менингитом.

Сообщения о кончине государя достигло Петербурга 27 ноября 1825 года, и А.С. Пушкин тут же написал эпитафию: «Всю жизнь свою провел в дороге, простыл и умер в Таганроге».

Много лет спустя, используя многочисленные народные предания, Лев Толстой задумал написать поучительную историю о тайном бегстве императора Александра I в Сибирь и длительном его проживании в келье близ Томска под видом старца Федора Кузьмича. Впервые опубликованная без цензурных сокращений в 1918 году, незавершенная повесть Толстого о необыкновенном старце неоднократно печаталась потом в собраниях его сочинений.