Нересторанная жизнь

Кризис мобилизует тех, кто не сдается.
Фото Артема Житенева (НГ-фото)

Пожалуй, самые заядлые оптимисты – это выпускники вузов. У них есть все для ощущения полного счастья: диплом о высшем образовании, чистый или в редких случаях немного исписанный лист для начала безупречной карьеры, молодость и целый арсенал амбиций. Еще не снято выпускное платье – возьмите меня, я хочу работать!

И я такая. Престижный вуз позади, вкус свободы немного кружит голову, а главное, я точно знаю – все получится! Пулитцеровская премия в области журналистики уже в кармане, мое имя будет произноситься благоговейным шепотом, я – звезда российской журналистики.

Чтобы все это случилось как можно быстрее, в Москву, в Москву, в Москву!!! Некоторые считают, что провинциалы только и мечтают попасть в столицу. Нет. Просто в крупных городах больше возможностей для самореализации, тем более в журналистском мире. А еще я приехала в Москву взрослеть и жить собственными мозгами.

К моему удивлению, а больше к радости, предложений о работе было много. Но мимо: то издание было скучным, то зарплаты хватало бы только на проезд и булочку с маком, то оплаты труда вообще не предусматривалось – лишь обещание подтвержденного портфолио. Но «резервные» деньги заканчивались, и я согласилась на компромисс. На новом месте журналистикой почти не пахло, зато запах денег был вполне ощутим. Да, все банально до тошноты. Но, когда нечего есть, а гордость не позволяет просить денег у родителей, становится не до амбиций.

Начало прошлогоднего сентября. В организациях появились первые слухи о грядущем финансовом кризисе. Как сейчас помню этот день: «Анастасия, мы решили с тобой расстаться», – сотрудник отдела кадров прячет глаза, а начальник что-то мямлит о том, что против меня лично он ничего не имеет. Стало обидно, но ненадолго – помогала отвлечься работа в ресторане официанткой. Устроилась я туда не только из-за дополнительного заработка. Меня всегда привлекала закулисная жизнь театров, цирков, клубов, редакций газет, журналов, телевидения – всего, где есть изнаночная сторона.

Да, я стала вести ресторанную жизнь. Правда, не ела деликатесы и не пила мохито с глинтвейнами. Я там почти жила: рабочий день мог начаться в 8 утра, а закончиться в 11 вечера. А на следующее утро все начиналось сначала. Оплата была почасовая, поэтому никто не жаловался.

В феврале череда массовых увольнений дошла и до увеселительных заведений. На оставшихся лег двойной объем работы. И мы, жуя капустный салат, специально для нас приготовленный, молчали, даже когда нам сократили прежнюю зарплату на 20%. Большинству ведь идти было некуда. А руководство это прекрасно осознавало, придумывая все более изощренные способы сокращения затрат на работников – штрафы за минутные опоздания, придирки и внезапные проверки сумок.

Мое заявление об уходе стало неожиданностью и для коллег – еще никто не уходил отсюда по собственному желанию, и для начальства – на меня смотрели как на предателя. Я ушла в никуда: деньги таяли, на рынке труда разброд и шатание, и спрос во много раз превышает предложение. На многочисленных собеседованиях потенциальные работодатели так и заявляли: «У нас на одну вакансию претендуют от 20 до 30 человек. Спасибо, что пришли, мы еще посмотрим других кандидатов». Для них наступило сладкое время, как в магазине распродаж: на товар из прошлогодней коллекции скидка 70%. Потому что люди стали продавать себя в несколько раз дешевле, чем до кризиса. Утверждение, что тебе будут платить столько, сколько ты стоишь, – перестало действовать.

Иллюзии о прекрасной жизни рассеиваются очень быстро, как только ты попадаешь за кулисы развлекательных учреждений.

На собеседовании на вакансию консультанта по банковским продуктам в одном из известных банков Москвы я была потрясена ситуацией: начальник кредитного аналитического отдела крупнейшего российского банка с пятилетним опытом сидел рядом со мной, дожидаясь очереди на собеседование. Он претендовал на ту же должность, что и я!

Кризисной ситуацией воспользовались и всевозможные сайты для поиска работы: они стали делать деньги и на соискателях, и на работодателях. За дополнительную плату (около 150 рублей) можно было выделить свое резюме цветом или создать видеопрезентацию. Моя почта после регистрации на некоторых подобных московских сайтах разрывалась от предложений за символическую плату (около 3 тыс. рублей) поучаствовать в семинарах и конференциях типа «Как успешно пройти собеседование» или «Как справиться с депрессией, если тебя уволили».

Да, стать журналисткой здесь и сейчас мне по-прежнему не светило. Я спустилась на уровень ниже: стала рассматривать вакансии, не требующие специальной подготовки: секретарь, офис-менеджер, помощник руководителя. Опыта, конечно, не было никакого, я шла на собеседования с голым энтузиазмом. Моя наивность подверглась испытанию. Даже если в объявлении ничего не говорилось о дополнительных обязанностях секретаря, в ответ на присланное резюме иной работодатель просил выслать несколько фотографий различного типа: в деловом костюме, в купальнике и топлесс. На мой вопрос: «Зачем?» звучала сомнительная фраза: «Нашего руководителя должны окружать красивые люди». Впрочем, иногда указывалось сразу, правда, мелким шрифтом: возможен интим.

Мое отчаяние начинало переходить в панику. Профнепригодность, сомнение в собственной значимости, неуверенность в завтрашнем дне, лихорадочные поиски работы – этим были наполнены дни. Обещанная полосатая жизнь так и не наступала. Такое ощущение, что черная полоса тянется к самому горизонту. Можно было бы опять пойти работать в ресторан. Вот только не хотелось делать шаг в обратную сторону.

А потом мне просто повезло. Оказалась в нужном месте и в нужное время. Нет, меня не взяли на работу в New York Times. Я даже не работаю журналисткой. Мне не платят зарплату, которая удовлетворила бы мои скромные потребности. Мое везение состоит лишь в самой возможности учиться настоящей качественной журналистике. Этот маленький шанс стать профессионалом в этой области я использую по максимуму. И я снова начала верить: когда-нибудь я все же получу Пулитцеровскую премию.