Обуздает ли Арктический совет конфликтный потенциал в регионе

Фото сайта arctic-council.org

Нынешний сентябрь стал юбилейным для Арктического совета (АС), учрежденного в Оттаве в 1996 году. Все права в этом «политическом форуме высокого уровня» принадлежат главам внешнеполитических ведомств «арктической восьмерки» (А8) – Дании, Исландии, Канаде, Норвегии, России, США, Финляндии, Швеции. Статусом постоянных участников АС обладают шесть организаций коренных народов, проживающих в Заполярье. Институт наблюдателей АС за 25 лет пополнился 13 неарктическими государствами, 13 межправительственными и межпарламентскими организациями, 12 неправительственными организациями. Численный перевес наблюдателей над членами и постоянными участниками АС мотивировал XII министерское заседание АС провести ревизию института наблюдателей.

Не исключены подвижки и в членстве АС в силу внутригосударственных перераспределений арктических компетенций. К примеру, в Дании между Копенгагеном и широкими автономиями королевства – Гренландией и Фарерскими островами.

Кстати, с подачи Гренландии и Исландии политологический лексикон пополнился понятием «Новая Арктика», отражающим серьезные изменения как в Заполярье, так и в арктических стратегиях А8. Наиболее глубокую оценку процессам Новой Арктики, видимо, даст давно ожидаемый арктический саммит. Возможно, провести его удастся российскому председательству в АС, которое завершится к лету 2023 года.

Пока же новизна Арктики увязана с растущей напряженностью в регионе, обусловленной изменением климата, новыми вызовами национальной безопасности А8 в силу вероятного появления новых логистических маршрутов и открывающегося внерегионалам доступа к ресурсам Заполярья. Налицо стремительная трансформация Арктики из региона глухой периферии в ключевой центр геополитики XXI века.

Изначально АС официально абстрагировался от военной проблематики, сконцентрировавшись на вопросах экологической, экономической безопасности, проблемах устойчивого развития Арктики и спасания в суровых условиях высоких широт. Но сказать, что регион остается свободным от военного противостояния, значит выдать желаемое за действительное. Не случайно арктическая нормативная база РФ в 2020 году пополнилась двумя актами стратегического планирования: Основы государственной политики Российской Федерации в Арктике на период до 2035 года и Стратегия развития Арктической зоны (АЗ) России и обеспечения национальной безопасности до 2035 года. Документы констатируют рост «конфликтного потенциала» в Арктике и необходимость повышения в АЗ РФ боевых возможностей как ВС РФ, так и других российских воинских формирований.

Меняются взгляды и США на Заполярье. Они отражены в арктических стратегиях Минобороны и Береговой охраны США, принятых в 2019 году. В 2020-м к ним добавилась Арктическая стратегия ВВС США, констатирующая превращение Арктики «во все более важный район для интересов национальной безопасности США». В документе также акцентируется, что «из-за достижений великих держав-конкурентов (РФ и КНР. – К.Л.) Арктика становится и угрозой для Америки».

Логической имплементацией этих стратегий стало решение Пентагона создать 6-й региональный центр Минобороны США – Центр им. Теда Стивенса по исследованию вопросов безопасности Арктики. Куратором его создания назначен отставной генерал-майор ВВС США Рэнди Ки, старший советник по вопросам безопасности в Арктике. Кстати, у Ки серьезный послужной список: в 2020 году его назначили главой Комиссии США по арктическим исследованиям, а до этого он возглавлял Центр по Арктике в Министерстве внутренней безопасности США. Ки вменена в обязанность работа со странами-партнерами «по обеспечению стабильного, основанного на правилах порядка в Арктике». Правила, видимо, США установят свои, ибо основной международный правовой акт – Конвенцию ООН по морскому праву1982 года (UNCLOS) Вашингтон так и не удосужился ратифицировать. Но пытается навязать свои представления о праве свободного судоходства в Арктике и по режиму пользования национальными морскими трассами России и Канады – Северным морским путем и Западным проходом.

Повышение военно-стратегического внимания к региону со стороны США и НАТО, пересмотр своих региональных стратегий другими арктическими странами, а также расширяющееся присутствие в Заполярье стран-внерегионалов – все это вкупе отражает нарастающий конфликтный потенциал Трансарктики (транснациональное политическое пространство Арктики). На него в полной мере проецируется напряженность, сгенерированная в последние годы на глобальном уровне в треугольнике Россия–США–Китай. Представляется, что для описания ситуации в этом треугольнике вполне применима оценка, данная членом-корреспондентом РАН Федором Войтоловским российско-американскому взаимодействию: «Отношения приобрели характер стабилизированного конфликта, в котором каждая из сторон не заинтересована в его военном развитии и переходе в военную стадию, но готова к политической эскалации в любой момент. Отношения начали приобретать характер не столько конкуренции, сколько конфронтации в определенных областях».

Поскольку Трансарктика является подсистемой глобальных межгосударственных отношений с их кризисами и конфликтами, то ее развитие и функционирование определяется внешнеполитической деятельностью государств. Именно от них зависит, будет ли разбужен дремлющий в регионе уже не одно десятилетие конфликтоген.

Первым шагом к сохранению в Арктике мирного диалога могла бы стать предложенная Россией реанимация консультаций начальников генеральных штабов ВС арктических стран. Пока коллеги в АС игнорируют эту идею. Но глава российской дипломатии Сергей Лавров сохраняет надежду, что в период председательства РФ условия для того, «чтобы и этот аспект совместной коллективной безопасности вернулся в работу АС», созреют.