Андрей Терехов. В эксклюзивном интервью «НГ» постоянный представитель России при Европейских сообществах Владимир Чижов анализирует отношения РФ-ЕС, перспективы их развития, а также разъясняет, зачем России нужно новое базовое соглашение с Евросоюзом.
– Владимир Алексеевич, какова главная задача России на самарском саммите РФ–ЕС?
– Главные задачи России и Евросоюза на этом саммите, полагаю, схожи: продвинуть вперед политический диалог, оценить проделанную с момента предыдущего саммита в Хельсинки работу по созданию четырех общих пространств. Мы хотели бы узнать, когда можно будет начать переговоры по Договору о стратегическом партнерстве. Если, конечно, у ЕС будет что сказать по этому поводу. Также необходимо обсудить энергетический диалог и остальные 11 отраслевых диалогов. Кроме того, предметом обсуждения в Самаре будут и актуальные международные проблемы. Их немало – ближневосточный конфликт, иранская ядерная программа, Косово...
– Готова ли Россия идти своим европейским партнерам на уступки, в частности снять запрет на поставки животноводческой продукции из Польши или возобновить поставки нефти по трубопроводу «Дружба» в Литву?
– Речь не идет об уступках. Что касается польского мяса. Проблему создала не продукция польских фермеров, а недостаточный контроль со стороны ветеринарных властей Польши, вследствие чего не соответствующая ни российским, ни еэсовским стандартам мясная продукция с разных континентов через территорию Польши поступала на российский рынок. Программу выхода из ситуации предложил в апреле этого года на встрече с Еврокомиссаром Маркосом Киприану министр сельского хозяйства РФ Алексей Гордеев. Первым шагом стало снятие запрета на ввоз с 1 мая живого племенного скота. Ведь живую хрюкающую свинью не спутаешь с буйволятиной из Индии.
– На саммите, очевидно, будет обсуждаться мораторий России на выполнение ею своих обязательств по Договору об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) и планы США разместить элементы противоракетной обороны (ПРО) в Польше и Чехии. Какую позицию по этим вопросам будет отстаивать Россия?
– Ни та, ни другая проблема не является элементом российско-еэсовского политического диалога. Сам Евросоюз считает, что это не входит в его компетенцию. Но это не исключает обсуждения данных тем. В случае с ПРО мы имеем дело с ситуацией, когда две страны ЕС заключают сепаратные сделки с США, не информируя своих партнеров по Евросоюзу. Это вызывает вопрос об эффективности единой внешней политики ЕС.
Тема ДОВСЕ, в свою очередь, поднималась на прошлой неделе в ходе визита в Брюссель начальника Генштаба ВС России Юрия Балуевского, который помимо натовцев встречался с представителями Евросоюза, выступал на заседании Военного комитета ЕС на уровне начальников генштабов. Так что российская позиция по этому вопросу европейцам хорошо известна.
Проблема с Литвой проще, чем с Польшей и Эстонией. Есть труба, которая ведет на Мажейкяйский НПЗ в Литве. Она принадлежит российской «Транснефти». В прошлом году на трубе, которой уже лет 30, произошла авария, и она требует капитального ремонта. Поэтому нефть по ней не прокачивается. Однако российская нефть на НПЗ все же поставляется по другим маршрутам – железной дорогой, морем. Транспортировка получается чуть дороже. Но завод не стоит, а работает. Здесь нет политики, нет и коммерческого интереса. Это сугубо технический вопрос.
– А со стороны Литвы есть попытки политизировать эту проблему?
– У некоторых политических деятелей в Литве заметны признаки политизации этого вопроса. Но, надеюсь, здравый смысл возобладает.
– Что Россия ожидает услышать от своих европейских партнеров по поводу переноса монумента Воину-освободителю в Таллине?
– Я считаю, что в подходе Евросоюза есть изрядная доля лицемерия. Когда телевидение показало очевидное непропорциональное применение силы эстонскими полицейскими в отношении участников протестов в Таллине, ЕС ограничился призывами к спокойствию и диалогу между Россией и Эстонией. А когда произошла демонстрация у эстонского посольства в Москве, пошел в ход весь арсенал политического и пропагандистского красноречия. Мне такой контраст показался странным.
– Вы разъяснили ситуацию европейским партнерам?
– Да. В том числе и тем, кто старался подать эту проблему как сугубо двустороннюю – эстонско-российскую. Самая большая проблема у Эстонии – внутренняя: между властями и теми, кто выступал за сохранение монумента. Очевиден раскол в эстонском обществе. И «старшие братья» Эстонии по ЕС могли бы помочь ей восстановить диалог, в том числе и с русскоязычной общиной.
– Звучали оценки, что единой позиции в ЕС по тому, что произошло в Эстонии с монументом, нет. Это соответствует действительности?
– Если говорить о правительствах, то пока, к сожалению, мы видим, что внутриеэсовская солидарность оказалась важнее, чем элементарная объективность. Это не может не настораживать. Ведь если и дальше, уже по другим вопросам, подобная солидарность будет доминировать, то, зная особенности политики некоторых новых стран – членов союза, Россия и Евросоюз могут столкнуться с проблемами.
– Разъясните, пожалуйста, почему России важно заключить новое базовое соглашение с Евросоюзом?
– Действующему Соглашению о партнерстве и сотрудничестве 1 декабря исполнится 10 лет. Переговоры по нему начались еще при СССР и завершились в 1993 году. Подписано СПС в июне 1994 года, а вступило в силу в 1997-м. Легко представить, как изменились с того времени Россия и Евросоюз. Во многом СПС отстало от жизни, оно не обращено в будущее. Приведу пример: около трети текста соглашения посвящено проблематике, которая регулируется нормами ВТО. Как только Россия вступит во Всемирную торговую организацию, треть СПС можно отправить в корзину.
Кроме того, структура механизмов сотрудничества, прописанная в соглашении, неэффективна. Мы даже пошли на творческое прочтение положений СПС, чтобы адаптировать эти механизмы.
Новое базовое соглашение упорядочит отношения России с ее крупнейшим экономическим партнером. На долю ЕС приходится 52% российской внешней торговли. А сфера торговли как раз из тех, что страны-члены уже давно передали в компетенцию сообщества. На основе этого соглашения будет нормально и на долгосрочной основе регулироваться энергетическое сотрудничество, которое в последние годы искрило.
У России и ЕС широкое взаимодействие в различных отраслях промышленности. Идет унификация технических стандартов, сотрудничество в сфере инновационных технологий. Например, проект «Галилео»-ГЛОНАСС в будущем может объединить европейскую и российскую системы космического позиционирования. Перспективы развития промышленного сотрудничества РФ и ЕС также должны найти отражение в новом соглашении.
Россия и ЕС ведут диалог по правам человека. Есть взаимные озабоченности. Этот диалог тоже будет поставлен на упорядоченную основу, что позволит минимизировать эффект эмоциональных всплесков и политизации этой сферы.
Наконец, базовое соглашение важно для политического диалога в целом. Он достаточно структурированный. Есть международные проблемы, по которым Россия и ЕС успешно сотрудничают : ближневосточный квартет, иранская ядерная проблема и др.
– Известно, что Франция наряду с ФРГ до сих пор выступала двигателем сближения Евросоюза с Россией. В Париже заявляют, что новый президент Николя Саркози будет руководствоваться во внешней политике принципами real politik. Может ли такой подход отразиться в целом на политике ЕС на российском направлении?
– Мы готовы к real politik со всеми странами. Франция – важнейший элемент всей европейской политики, ее голос играл и будет играть в ЕС важную роль. Пока что оснований для драматических оценок в развитии российско-французского сотрудничества я не вижу. Россию часто обвиняют в том, что она пытается вбивать клинья между странами – членами ЕС, искать зазоры в позициях. Но это не является нашей целью. Напротив, мы приветствовали бы единую позицию Евросоюза в отношении России, но, разумеется такую, которая ориентировалась бы на наиболее продвинутые взгляды в ЕС, а не представляла собой наименьший общий знаменатель 27 подходов. Одним словом, хотелось бы, чтобы те страны, которые не относятся к числу сторонников развития партнерства Россия–ЕС, не тянули наше взаимодействие назад. Скорее необходимо, чтобы государства, заинтересованные в более активном продвижении партнерства, толкали его вперед.
