Босх земных наслаждений

«Сад земных наслаждений» в Голландию не отпустили, картина невыездная. Фото автора

В год 500-летия со дня смерти Иеронима Босха художника вспоминают всем миром. Недавно завершился показ его работ в Музее Северного Брабанта в родном городе мастера Хертогенбос, где, к слову, не сохранилось ни одной его работы. Эстафету принял мадридский Прадо, и его ретроспектива «Босх. Выставка 500-летия» стала самой большой для этого мастера и главным событием нынешнего босховского года. По первым впечатлениям жанр экспозиции можно определить и как детектив, и как битву за Босха.

Когда смотришь на плотно насыщенные образами и деталями работы Босха, они кажутся едва ли не бесконечными, а между тем корпус его картин, как считают сегодня исследователи, ограничивается 24–25. В Хертогенбосе удалось собрать 17 картин (и 19 рисунков), в Прадо – 21 (и 8 рисунков). Мадридский музей – хранитель самой большой коллекции Босха, там находится 6 его картин. Но хрестоматийный триптих «Сад земных наслаждений» – «невыездной», и в Музей Северного Брабанта его не отпустили. Не было там еще трех произведений. В рамках инициированного голландцами в 2007 году (причем на уровне мэра Хертогенбоса) «Проекта по исследованию и сохранению работ Босха» (Bosch Research and Conservation Project – BRCP) занимавшиеся им ученые переатрибутировали некоторые вещи, отписав их от наследия знаменитого мастера. В частности, поэтому для выставки в Хертогенбосе они не просили у Прадо «Семь смертных грехов», а два других мадридских произведения, которым они тоже отказали в авторстве Босха – «Искушение святого Антония» и «Извлечение камня глупости» (которое, к слову, в 2012-м гастролировало в Пушкинском музее по случаю 100-летия институции и юбилейной выставки «Воображаемый музей»), – просили. Но Прадо с атрибуцией не согласен, в итоге в Голландию эти вещи музей не отправил, зато все их можно детально рассмотреть сейчас. Из крупных босховских творений ни на одной выставке не оказалось «Страшного суда» из венской Картинной галереи Академии изобразительных искусств: у нее есть своя программа к теперешнему 500-летию. Но в Прадо, среди всего прочего, показывают «Страшный суд» из Музея Грёнинге в Брюгге – и недавнее «приобретение» в oeuvre Босха, «Искушение святого Антония» из Музея искусств Нельсон-Эткинс в Канзас-Сити. Его приписали Босху как раз в ходе исследований BRCP.

Раз уж Босх – настоящая фамилия живописца была ван Акен – переводится как «лес», впору сказать: «лес рубят – щепки летят». Не буквально, конечно: музейные сотрудники и куратор «Выставки 500-летия» Пилар Сильва Марото отстаивают своего Босха, в экспозиции помещают рентгенограммы некоторых картин, а в подробнейшем академическом и замечательно изданном каталоге – данные собственных изысканий, включая дендрохронологические. Босх не датировал своих картин, оставив еще одну загадку для искусствоведов. Например, изучая то самое «Искушение святого Антония» из Прадо, берут и доску, на которой оно написано. Голландская сторона пришла к выводу, что речь идет о 1530–1540-х (Босх умер в 1516-м), испанская это заключение оспаривает: доска из балтийского дуба могла использоваться начиная еще с 1460-х, но вероятнее всего, со второго десятилетия XVI века, то есть это позднее произведение Босха. Детективный музейный сюжет! Который дальше закручивался уже в XIX веке, когда картина была частично записана и надставлена, отчего, в частности, там оказался нехарактерно и глухо закрыт всякими постройками горизонт. Не имея возможности ознакомиться с аргументами BRCP, трудно принять какую-то позицию, но главное, и это действительно здорово, что ретроспектива одного из самых популярных художников мира преподнесена еще и как научное приключение.

«Босх и Хертогенбос» даже с картиной рыночной площади, на которую выходил дом художника, «Святые», «Из рая в ад», «Мир и человек: смертные грехи и нерелигиозные работы»... Выстроена экспозиция тематически как рассказ об эпохе Босха, погружая его картины и рисунки в контекст работ последователей и современников, намечая траекторию развития образов, которые, с одной стороны, мог заимствовать Босх, а с другой – много уже у него заимствовали и в его мастерской, и его подражатели. Он был невероятно популярен, и уже после его смерти босховские опусы начали даже подделывать. Всего в Прадо чуть больше полусотни работ – из самого Прадо, из лиссабонского Национального музея старинного искусства, из Лувра, из венецианской Галереи Академии, из Музея Метрополитен, вашингтонской Национальной галереи и бостонского Музея искусств, из венских Музея истории искусств и Альбертины, из Британского музея и из Музея Северного Брабанта... Всем им, избыточно (в хорошем смысле) нарративным, дан воздух, и триптихи, водруженные на эдакие постаменты в виде идущих от стен «стеблей-отростков», можно рассмотреть со всех сторон.

Многословный живописец-рассказчик, Босх – почти парадоксально – одновременно был и виртуозным рисовальщиком, и чутким колористом. Гнездо сов «схвачено» на перовом рисунке энергичными линиями, это быстро сделанная зарисовка с уверенными движениями руки. А с другой стороны, к этой ремесленной точности добавляется удивительная цветовая гамма. Часто появляющиеся в его триптихах апокалиптического толка сцены пожаров (характерная деталь именно Босха, в детстве пережившего разрушительный пожар в Хертогенбосе), с красно-желтыми всполохами пламени, пробивающегося на фоне черного неба сквозь дома, увидены почти фотографическим – современным взглядом. Вот, скажем, «Воз сена» из Прадо: слева рай и изгнание из него, в центре – копошение человеческой жизни, с суетой, с возом, из которого каждый норовит вырвать свою травинку («Мир – воз сена, из которого каждый берет, что может», гласит пословица, и от этой пословицы можно тянуть нить к «Нидерландским пословицам» Брейгеля). Все это разворачивается на почти идиллическом пейзажном фоне с далями в голубой дымке. И вдруг справа – адский пожар, ужасы терзаний, словом, жаркое наказание. И такая же схема, «смена настроения», впечатляющий колористический переход, в «Саду земных наслаждений».

Босх – конечно, морализатор, но отнюдь не зануда, от этого его спасает ирония, даже сатира. Многочисленные фантазии на тему грехов – от вожделения до чревоугодия и чего угодно еще – он живописует, вообще-то подразумевая разговор о нравственности. Однако именно демонов придумывает не то чтобы привлекательными, но с таким чертовским мастерством, что все это завораживает. Порок часто притягивает больше добродетели, и в этом, пожалуй, еще один из босховских парадоксов. Как пишет в каталожной статье Пауль Ванденбрёк, Босх терпеть не мог низшие классы (он, вступивший в Братство Богоматери, куда входила городская элита), но как раз в «низовой» культуре нередко отыскиваются источники его образности. Будто народное подсознательное он не боится выпустить наружу и во все тяжкие даже в сакральных сценах вместе с появляющимися то там, то тут демонами. Вот на разных вариантах святого Антония, совсем не похожих друг на друга, героя атакует один и тот же демон в виде карлика-воронки с ручками да ножками. Имея в виду добродетель, он показывает человеческое, слишком человеческое, утрированно человеческое. Начиная с оды похоти в «Саду земных наслаждений» со всеми его земляниками и ежевиками-мутантами и завершая вездесущими у Босха существами-конструкторами, где голова лепится к ногам, где существа пожирают друг друга, где их пронзают и режут... Просто Босху всегда было что сказать – и при этом всегда было что добавить от себя.