Умер Владимир Михайлович Зельдин. «Умер» и «Зельдин» – эти слова кажутся случайно сошедшимися в одном предложении и вместе: казалось, что век Зельдина бесконечен, что он будет всегда, и это ощущение мирило с какими-то другими печалями – вот ведь, казалось, есть что-то постоянное, раз и навсегда. Жадный до сцены, до ролей, Зельдин требовал и ждал новых ролей и на 90-летие, а потом – на 95-летие, на 100-летие, и, привыкнув к его юбилеям, в Театре армии готовились подыскать ему новую роль. Ведь он выходит на сцену. Да, в жизни не такой бодрый уже, да, конечно, сдававший, но каждый следующий шаг на сцену вдохновлял его, добавлял сил, и вот он уже снова – пел, танцевал, сражался с ветряными мельницами, произносил страстные монологи своих героев-романтиков.
Сам романтик, Зельдин этим невероятным умением верить в необоримую силу добра, в его всегдашнее торжество, вероятно, и этой верой продлевал свою жизнь, опять же – заставляя и нас, других, верить, что добро сильнее зла, что хорошие люди тоже живут долго.
Он сумел убедить, что прекраснодушный и просто прекрасный пастух из старого советского фильма 1941 (!) года – отчасти и он сам, что он сам – немного Дон Кихот, монолог которого он от души читал уже от себя, выходя с поздравительными адресами на тех или других театральных юбилеях. И в общем – это во многом его нам завет, завещание. Бороться, идти до конца, не останавливаться в борьбе за правду...
Он служил в Театре Красной Армии, в Театре Советской Армии, а 3 ноября с ним будут прощаться в Театре Российской Армии, на сцену которого он выходил почти до последнего дня. Это же и есть счастье – быть востребованным, любимым, собирать двухтысячный зал, который, может, сперва просто смотрел на 100-летнего актера как на диковинку, но с каждой следующей минутой проникался все больше и больше страстями, и мыслями, и словами его героев. Он прожил счастливую и долгую жизнь. Есть чему позавидовать, честно говоря.
«НГ»
Дарья Гармоненко 
Иван Родин 
