Николай Климонтович
В Иерусалиме туристы всех вер стремятся к Стене плача со своими просьбами к Всевышнему.
Фото Бориса Кауфмана (НГ-фото)
В этой стране много евреев. Точнее, здесь одни евреи, если не считать бедуинов. Остального мало: воды, пространства и электричества. Когда бывшие советские граждане глядят на карту новой родины, они ностальгически шутят с толикой еврейской горечи: широка страна моя родная. Национальных героев у репатриантов-россиян немного: царь Давид, сионист Жаботинский и Алла Пугачева. Поселки вдоль Трассы, кабы не пальмы, копии советских: такие же угрюмые, из бетонных плит, типовые четырехэтажки, детские площадки меж ними, качели, покрашенные грубой масляной краской, желтой или синей, сушащееся на веревках немудрящее белье. И горя нет, что вокруг – места библейские: к этому быстро привыкают, как римляне – к развалинам Колизея┘
Здесь все рядом и все перемешано. Вот вам родная деревня Христа Назарет. Здесь Деве Марии явился ангел, и место благовещенья оспаривают греческая церковь Св. Гавриила, францисканская Св. Иосифа и Базилика Благовещенья. Поблизости и гора Фавор, под ней бензоколонка: здесь, на горе, Моше, как называют талмудисты привычного нам старозаветного Моисея, получил скрижали Завета. Одно слово – Кана Галилейская, и – к слову о здешней головокружительной умственной, религиозной и любой другой чересполосице – именно здесь последний оплот Компартии Израиля, что заметно по флагам на жилых домах: не бело-голубым, а красным┘ Отсюда хорошо махнуть на Иордан, похожий на речку Сетунь в районе Переделкина. Окунуться в его серовато-зеленые воды, в которых некогда принял от Иоанна крещение Спаситель, во взятой напрокат белой рубахе, саване, как здесь говорят, да и съесть на берегу, с которого отлично видны Голанские высоты за рекой, – тут-то и должно произойти очередное размежевание с сирийцами (самое популярное сейчас слово в израильском политическом лексиконе, наряду со словом «референдум»), – порцию восхитительной рыбы дениз, запивая вином Хеврон... Далее двинемся по той самой дороге, по которой некогда Христос ехал в столицу на белом осле. Где-то рядом могила змееборца Георгия Победоносца, который защищал Генисаретские горы, не зная, что будет покровителем Москвы. В начале марта вокруг все цветет: заросли мимозы по обочинам, персики от темно-красного до бледно-розового на Горчичной горе, сиреневые цикламены, голубой розмарин, пустыни превратились в поля желтых и красных тюльпанов, а там розовые и белые мальвы, желтый ракитник┘ Манна перестала падать где-то неподалеку, под Иерихоном. И нынче здесь добились того, что выросли финиковые рощи – к каждой пальме подведены трубочки, дающие воду, если датчик скомандует. И вот – мы приближаемся...
Об Иерусалиме или говорить всю жизнь, или ничего. Что скажешь неповоротливым языком об этом чарующем городе греха и благочестия, древнейшем из выживших на земле. Стоит вдохнуть пару раз его ни на какой другой вкус не похожий воздух: понимаешь, отчего благовония придумали именно здесь – это всего лишь антоним зловония┘ И в Церкви Гроба Господня положить трепещущую ладонь на Краеугольный Камень Мира – Пуп Земли: считается, что такое касание помогает духовно очиститься не хуже иорданских вод┘ Здесь, как и везде в этой стране, во всем прелестный мираж, сплетение древних страшных преданий, измышлений историков и газетных легенд, и никто в точности не знает, работала ли когда-нибудь под стенами Старого города знаменитая Мельница Монтефиори. В храме молятся одновременно трем богам, а Стена плача нынче наращивается стеной Шарона, точно такой, какую разрушали в последний раз сорок лет назад, когда освобождали Старый город от иорданцев┘ Тут, задыхаясь, приходится переходить на назывные предложения. Советская кандидат наук следит за платным туалетом – по одному шекелю в прорезь автомата, читая по-русски Ницше. К вечеру на улицах появляются в форме и с автоматами девушки и юноши, последние смачно ругаются русским матом. Везде видеокамеры, обыски, с сумками лучше не ходить. Перед храмом арабские музыканты – их, пританцовывая, слушает веселый хасид с пейсами и в кипе. Вывеска: «Самый широкий выбор русских икон». От Рамаллы до Вифлеема, от Арафата до Христа – все это Иерусалим. Везде следы Бунина. Восемь патриархов на одном квадратном километре. Очень много кошек┘
Что ж, русским, пусть и евреям, ох как боязливо на Святой земле, не оттого ли бытует присловье: страха ради иудейского. Моральное ощущение, что ты в толкучке и тебя все время пинают. Ох, обманут в этом Ерушалаиме, который, кажется, вместе с первыми древними репатриантами принял в себя морок Вавилона┘ При входе в храм ушлый фотограф снимает туристов не спрашивая. По окончании экскурсии совершенно ошалевшие от трепета паломники уже могут, если желают, купить собственные изображения на фоне храмовых стен, исполненные в виде дешевого туристического постера. Пожилой простоватый дядька рассматривает свою с женой фотографию, которую только что выкупил за двадцать шекелей. Вздыхает, глядя на свое изображение: «Боже мой, везде только дай!» Ох, правда ваша, везде.
