Крылья бабочки и жидкость для снятия лака

Даже наколоть бабочку на иголку – большая наука и высокое искусство.

Стало уже тривиальностью говорить о коллекционировании как о страсти. Да еще какой страсти! «Причудливый язык названий и «родословных», которые есть у вещей, поддерживает порнографическую связь, превращающую в фетиши солнцезащитные очки и авторучки, туфли и велосипеды, – словом, практически все, что можно купить, собрать, систематизировать, все, чем можно владеть», – заявляет директор лондонского Музея дизайна Деян Суджич.

В СССР официальная наука вполне определенно относила коллекционирование к сфере именно научной деятельности или как минимум не имела ничего против того, чтобы коллекционеры относили свою деятельность к области вполне научной.

Науку от коллекционирования порою действительно трудно было «отлепить». По-видимому, эта особенность заметно проявляется в начальный период развития любой отрасли научного знания, особенно естествознания. Один пример. Джон Гунтер, выдающийся английский хирург XVIII века, начав изучать формирующуюся в то время новую науку – физиологию, сформировал постепенно коллекцию из 13 тыс. анатомических, патологических и биологических препаратов. Это собрание стало потом основой знаменитого Гунтеровского музея.

Абсолютно закономерно, что начало и расцвет научной революции XVII–XVIII веков совпадают с расцветом музейных коллекций. Объем экспериментального, в первую очередь – естественно-научного, материала нарастал лавинообразно. В свою очередь, «открытие мира» меняло состав музейных коллекций. «В прошлом веке и в начале нынешнего существовало гораздо больше кабинетов медалей, чем теперь, – отмечал автор статьи «Histoire naturelle» во французской энциклопедии в 1756 году, – ныне же предпочитают собирать кабинеты естественной истории, чем кабинеты приборов экспериментальной физики... естественная история занимает публику больше, чем опытная физика или какая-либо иная наука».

Коллекционирование как предтеча научной систематизации – в эту концепцию отлично ложится пример Чарлза Дарвина. У создателя эволюционной теории влечение к коллекционированию проявилось, когда ему было лет девять. «Я старался разобраться в найденных растениях и собирал всякую всячину: раковины, печати, монеты и минералы, – признавался Дарвин в «Автобиографии». – Страсть к коллекционированию, которая превращает человека или в натуралиста-систематика, или скрягу, была во мне очень сильна и, по-видимому, прирожденна, так как ни сестры мои, ни брат не отличались ею».

Энтомологические коллекции порядок любят – чтобы все по полочкам. Фото автора

Другими словами, Дарвин, если бы в его время было известно о генах, мог назвать себя генетическим мутантом. А это – фактор, действующий на подсознательном уровне. «За куском коры я раз нашел двух Carabi жужелиц, не помню каких, и взял по одной в каждую руку, – вспоминал уже в преклонном возрасте Дарвин, – как вдруг смотрю и вижу священного Panagaeus crux major, жука тоже из семейства жужелиц, с рисунком в виде большого креста на брюшке. Конечно, я не допускал и мысли, чтобы потерять кого-либо из Carabi или лишиться Panagaeus. Я схватил поэтому одного из Carabi нежно зубами (чтобы освободить руки), но, к моему невыразимому отвращению и боли, лукавое насекомое выбросило мне в рот кислоту, и я потерял и обоих Carabi, и Panagaeus’а». И это была именно страсть, слегка завуалированная некоторыми приличиями. Скажем, собирая коллекцию птичьих яиц (этот вид коллекционирования называется – «дологофилия»), юный Дарвин брал из гнезда лишь одно яйцо – из гуманных соображений сохранения популяции.

Кстати, у соотечественников автора эволюционной теории вообще коллекционирование и изучение трупиков насекомых оказались в большом почете. 15 декабря 1911 года газета «Санкт-Петербургские ведомости» писала: «В последние годы создалась отрасль торговли, вызываемая страстью к коллекционированию, – это торговля бабочками, ставшая весьма крупной отраслью. Ежегодно тратятся более 80 млн марок фанатичными коллекционерами на покупку редких бабочек – особенно в Англии».

Впрочем, континентальная Европа, включая Российскую империю, тоже не избежала этого повального увлечения составления энтомологических коллекций. Достаточно только взглянуть на список – отнюдь не полный! – издаваемых в то время в России книг этого направления: Шлехтендаль Д., Вюнше Д. Определитель насекомых. Введение в их изучение (1908); Шлейер А., Нейнциг К. Жуки Европы (1912); Берге Ф. Маленький атлас бабочек для начинающих собирателей (1913); Коротнев Н.И. Жуки. Практическое руководство к научному собиранию и воспитанию жуков и составлению коллекций (1914); Штандфусс М. Жизнь бабочек, их ловля, воспитание и сохранение. Руководство для собирателей (1917)...

Неудивительно, что великий князь Константин Константинович, 25-летие пребывания которого на посту президента Академии наук торжественно отмечалось 3 мая 1914 года, коллекционировал бабочек. И эта систематическая страсть особы царских кровей дает хотя бы намек на оправдание его президентского статуса. «Коллекционирование – это эмпирическое исследование, оторопевшее под очарованием собранного материала, а коллекционер – зачарованный странник околонаучного познания» – есть и такое определение этого феномена коллекционирования.

Выдающийся российский географ, ботаник, статистик, энтомолог, искусствовед Петр Петрович Семенов Тян-Шанский (1827–1914) был и выдающимся коллекционером. Свою личную энтомологическую коллекцию – более 700 000 насекомых! – Петр Петрович Семенов Тян-Шанский, президент Русского энтомологического общества, передал в дар Зоологическому музею Академии наук.

По поводу этой грандиозной коллекции, в экстренном собрании Русского энтомологического общества 17 марта 1914 года, копосвященом памяти Петра Петровича, отмечалось: «Целый ряд специалистов в России черпал в этой коллекции обильный материал с массой новостей для своих работ. Но не мало труда, и именно наименее благодарного, он сам вкладывал в свою коллекцию. Всякий, работавший над более или менее обширной коллекцией знает, сколько терпения, времени, кропотливого труда и денежных затрат требуется для приведения сырых сборов в удопользуемое состояние - коллекцию». 

Опять же и англоман Владимир Набоков, получивший естественно-научное образование в Кембридже, едва ли не выше всех своих литературных достижений ставил открытия в лепидоптерологии (раздел энтомологии, изучающей бабочек): описание двух десятков новых видов этих чешуекрылых и новую классификацию одного из их родов. Сам при этом был страстным собирателем бабочек, то есть увлекался лепидоптерофилией.

А вот как в одном из современных изданий расписывается последовательность действий для начинающих составлять энтомологическую коллекцию: «Помещаем пойманных животных в морилку. Чтобы заморить насекомых, обычно достаточно получаса. Но некоторые оказываются более устойчивы к яду, и насекомое приходит в чувство уже наколотым на булавку. В таких случаях его нужно снять с булавки и подержать в морилке подольше – пока не умрет… Крылья бабочки очень хрупки, поэтому, прежде чем класть ее в морилку, насекомое нужно оглушить, сдавив ему грудь двумя пальцами, а монтируя – аккуратно расправить на расправилке». Заметим, что идеально подойдет «жидкость для снятия лака в качестве яда (еще лучше чистый этилацетат)».

Итак, добро пожаловать в мир систематической страсти!