0
1551
Газета Накануне Интернет-версия

03.07.2003 00:00:00

"Сделайте так, Ваше Высочество, чтобы испанцы Вас узнали"

Тэги: Король, Хуан Карлос Первый, испания


Предисловие к русскому изданию

Издательство "Диопринт" попросило меня написать предисловие к русскому изданию книги "Король: Беседы с королем Испании доном Хуаном Карлосом I". Я с удовольствием откликаюсь на эту просьбу. И для этого у меня есть веские причины.

Прежде всего я очень рад, что книга, издававшаяся в Испании одиннадцать раз и уже переведенная на основные языки мира, станет теперь доступной и российскому читателю. Ведь у наших стран давние симпатии и глубокий интерес друг к другу.

Это не простая биография, а книга, в которой Хуан Карлос выступает фактически соавтором. Интересна форма повествования. Это книга-диалог. Автор - Хосе Луис де Вилальонга, один из известнейших журналистов Испании и друг Хуана Карлоса - задает королю самые разные вопросы, ответы на которые рисуют перед читателем очень многогранный и живой образ короля Испании. Мы узнаем о тех сложных годах, когда принц Хуан Карлос был "никем" во франкистской Испании: человеком с достаточно туманным будущем и неопределенным статусом. Но у него была заветная мечта: воссоздать, а вернее, создать заново в Испании (стране с давними монархическими традициями) конституционную демократическую монархию. И в решающий момент новейшей истории Испании (70-80 гг. ХХ века), когда страна оказалась на перепутье между авторитаризмом и демократией, король Хуан Карлос оказался той уникальной личностью, которая стала гарантом поворота страны к демократии и социальной стабильности.

В своей первой тронной речи Хуан Карлос призвал нацию к строительству "нового современного общества". И всю свою жизнь он посвятил именно этой благородной задаче. Король ценой огромных усилий и кропотливого ежедневного труда смог умело преодолеть все препятствия на пути к своей заветной цели: создать и сохранить парламентскую монархию. Беспрецедентность испанского опыта, возможно, состоит в том, что историческая потребность страны, измученной годами диктатуры, в национальном компромиссе, в переходе к демократии пересеклась с личными стремлениями короля Хуана Карлоса I и королевы Софии. И в Испании, стране, история которой не раз писалась кровью, произошло мирное, бескровное возвращение к нормальной человеческой жизни. И в этом, безусловно, огромная заслуга короля Испании, сумевшего примирить самые разные политические силы.

Есть еще одна важная причина, по которой я с удовольствием согласился написать предисловие к русскому изданию книги о короле Испании. Это - наши личные отношения с Хуаном Карлосом и Софией. Впервые мне довелось побывать в Испании в те годы, когда я возглавлял руководство СССР. Визит был очень интересный и содержательный. Я обратил внимание, с каким тактом, ненавязчиво король, сопровождая меня, организовывал встречи, диалоги с разными людьми. Было очевидно, что простые испанцы относятся к своему королю с огромным уважением и искренней симпатией. После этого нам с Раисой Максимовной приходилось еще несколько раз бывать в этой замечательной стране. Но с особой теплотой я вспоминаю наш визит в Испанию уже после того, как мне пришлось оставить свой пост президента СССР. В те трудные для нас времена Хуан Карлос и София окружили нас своим вниманием и заботой, проявили дружескую солидарность, поддержку. Я с удовольствием вспоминаю ту особую атмосферу душевного комфорта и доброжелательности, которая царит в их семье. Для меня абсолютно очевидно: каков человек в семье, в быту - таков он и в политике.

И в заключение хотелось бы сказать, что книга "Король" наверняка будет пользоваться большим интересом у широкого круга читателей в России. Особенно сегодня, когда связи между Россией и Испанией укрепляются не только на государственном, но и на культурном, интеллектуальном уровне. Во всяком случае, я от души желаю долгих лет жизни этой замечательной книге.

Михаил Горбачев
27 февраля 2003 года

После Франко

- Некоторые люди в Европе (историки, политологи, крупные предприниматели) нередко спрашивают меня, как удалось Испании перейти от диктатуры, продолжавшейся сорок лет, к демократии во главе с конституционным королем без особых волнений и потрясений. Я говорю им, что мы в нашей стране называем дона Хуана Карлоса "мотором перемен", потому что именно он способствовал осуществлению радикальных изменений в испанском обществе, в которые верили очень немногие. И второй вопрос, который всегда задают: как он это сделал? И здесь уже требуется столько объяснений, что я просто теряюсь. А каковы Ваши объяснения, Ваше Величество?

- Я начал бы с того, что, когда я взошел на трон, у меня было два сильных козыря. Первый - бесспорная поддержка армии. В первые дни после смерти Франко армия могла сделать, что угодно. Но она подчинилась королю. И признаем откровенно, она подчинилась потому, что меня назначил Франко, а приказы Франко (даже после его смерти) в армии не обсуждались. Признав это, следует отметить, что поддержка армии отнюдь не породила милитаристской политики, скорее наоборот. Об этом надо сказать прямо, потому что многие до сих пор считают, что военные способны только "исполнять приказ без рассуждений".

- А каков был Ваш второй козырь, Ваше Величество?

- Благоразумие народа. Благоразумие испанцев проявилось в том, что они сумели подождать, а не броситься на улицу с ножами в руках, как делали раньше. На этот раз они, размышляя о том, кто я такой, говорили себе: "Мы еще не знаем этого человека. Пусть он покажет себя, и тогда мы решим - оставить его или прогнать". Торкуато Фернандес Миранда был абсолютно прав, когда сказал мне: "Все будет зависеть от Вашей первой речи. Нужно сразу сказать испанцам, что Вы намерены делать и как будете это делать". Я буквально выполнил его совет. И в своей первой тронной речи сказал, что хочу быть королем всех испанцев.

- А кто и как работал над Вашей первой тронной речью?

- Свою первую тронную речь в Кортесах я писал сам, один. В то время, вспомни-ка, Хосе Луис, я мог сказать и сделать все, что хочу. У нас еще не было Конституции, я стал прямым наследником той власти, что мне оставил Франко, а она была огромна. В течение целого года я один был хозяином своему слову и делу. И я использовал эту власть прежде всего, чтобы сказать всем испанцам, что в будущем именно они должны будут выражать свою волю.

- Ваш отец, граф Барселонский, не мог бы сделать этого┘

- Нет. В течение всех сорока лет режима Франко его оскорбляли, унижали, ему угрожали. И, к несчастью, эта кампания дала свои плоды. Многие действительно уверились в том, что отец представляет опасность равновесию, установившемуся за сорок лет мира. Армия его не поддержала бы. Когда он впервые заявил, что хочет быть королем всех испанцев, победители в гражданской войне почувствовали прямую угрозу себе. Для этих людей граф Барселонский с тех пор стал человеком, который может только испортить все дело и которого надо обязательно нейтрализовать. Армия никогда бы не оказала ему той поддержки, которой располагал я.

После некоторого колебания дон Хуан Карлос добавляет:

- Если бы после смерти Франко армия не стала на мою сторону┘ сейчас бы пелись совсем другие песни.

Возвращенные монархии

- Несколько недель назад я встретил на одном ужине египетского короля Фауда, сына короля Фарука, свергнутого с престола офицерами Нагибом и Насером. Когда Фарук покинул Египет, его сын был еще маленьким. После ужина он отвел меня в уголок и стал расспрашивать о Вашем Величестве. "Твой король меня восхищает, - сказал он мне, - как он это сделал?" В Европе есть несколько "претендентов" и старых королей, которые нередко задаются вопросом: как это сделать? Все воображают, что в один прекрасный день смогут повторить пример испанского короля. Что бы Вы им сказали, Ваше Величество?

- Я не собираюсь никому давать уроков, но если уж заходит разговор, то надо прежде всего иметь в виду различия между Испанией и старыми восточноевропейскими странами. Я бы им сказал, что унаследовал страну, в которой сорок лет не нарушался социальный мир, и за это время вырос крепкий и процветающий средний класс, практически отсутствовавший в конце гражданской войны. И этот средний класс в короткое время превратился в становой хребет страны. Я сказал бы им также, что пример испанского короля не может быть экспортирован в страны, экономически разрушенные семидесятилетним правлением коммунистов. Действительно, в некоторых странах иногда говорят о возможном восстановлении монархий. Я думаю, что там находятся политики, которые, не зная, куда им кинуться, начинают думать: "А не вернуть ли нам монарха?" Если в этом случае король примет предложение вернуться в свою страну, возможно, его встретят, как спасителя, героя, в надежде, что он сможет в короткое время разрешить все проблемы. Но вот тут-то его и ждет западня. В стране с разрушенной экономикой, истерзанной, никто (и король тоже) не сможет ничего сделать быстро. А не сумев "мгновенно" ликвидировать экономическую нищету, король станет предметом всеобщих упреков. На него накинутся с таким же энтузиазмом, с каким встречали. Более того, его обвинят и в тех проблемах, которые возникли, когда он был еще в эмиграции.

Я смотрю безо всякого оптимизма на реставрацию монархий в странах Восточной Европы. Иногда я обсуждаю этот вопрос с королем Болгарии Симеоном, который приехал в Европу еще ребенком. Он прекрасно говорит по-болгарски и всегда в курсе того, что происходит в его стране. Есть немало соотечественников Симеона, которые уговаривают его вернуться в Болгарию. Но он спрашивает себя: "А буду ли я располагать необходимыми экономическими средствами для начала немедленных перемен? Нет. Я не хочу быть королем Болгарии лишь несколько лет. Если уж я вернусь туда, то только навсегда". Полагаю, Хосе Луис, что король Симеон совершенно прав.

- В начале наших бесед Вы спросили меня, существовали ли в Испании серьезные монархические настроения в то время, когда Вас провозгласили королем. И я ответил Вам, что нет, но тут же заметил, что скоро многие люди стали "хуанкарлистами". И мне показалось, что это Вам не очень понравилось.

- Нет, Хосе Луис. Это не совсем так. Я не могу сказать, что "хуанкарлизм" мне не нравится. Признаться, мне это даже льстит, но┘ вызывает и беспокойство. Меня беспокоит то, что можно довольно быстро полюбить какого-то человека (вот и короля тоже); для этого иногда достаточно малого - какого-то поступка, который произвел впечатление, произнесенного вовремя слова, да мало ли┘ А идея монархии не может в одно мгновение укорениться в сердцах людей. Для этого нужно время, которое проходит так быстро┘ Моя задача состоит в том, чтобы выработать форму правления, благодаря которой испанцы вернутся к традиции монархии. Это нелегко после сорока лет, в течение которых монархию очерняли. Три или четыре поколения испанцев слышали о нас, Бурбонах, больше плохого, чем хорошего. И я должен доказать испанцам, что монархия может быть полезна стране. В личном плане мне не хотелось бы делать никаких заявлений относительно "хуанкарлизма" в связи с монархией. Если Бог даст мне еще жизни, я буду продолжать работать для того, чтобы испанцы поняли, что человек, которого они по-свойски называют Хуан Карлос, воплощает в себе институт Монархии, а именно этот институт и важен. А сейчас я делаю все, что в моих силах, чтобы мой сын, принц Астурийский, последовал совету, который я когда-то получил от Франко: "Сделайте так, Ваше Высочество, чтобы испанцы Вас узнали". Надеюсь, что испанцы полюбят его так же, как они любят меня. Это все, что я прошу.

Эмиры, время и демократия

- Вы полагаете, Ваше Величество, что те особые отношения, которые сложились у Вас с королем Фахдом и эмирами, существуют потому, что они видят в Вас "one of us"?

- Это надо иметь в виду, - улыбается дон Хуан Карлос. - Но ты знаешь, что, несмотря на ту дружбу, которая нас связывает с саудовцами (они предпочитают говорить о "братстве"), отношения эти не всегда легки. Ислам - это закрытый мир для тех, кто не попытается понять пуританизм его приверженцев, их особый кодекс чести, строгое отношение к религии. И, кроме того, саудовцы не любят говорить ни на каком другом языке, кроме арабского. Так что мало кто может поговорить с ними наедине - всегда требуется переводчик. Тем не менее я думаю, что они используют переводчика для того, чтобы, когда ты задашь им вопрос на английском (а этот язык они почти все понимают), использовать время для спокойной подготовки своего ответа. Например, король Фахд очень хорошо понимает английский, но говорит с определенными трудностями. Иногда, когда мы встречались в частной обстановке, то отсылали переводчика и, оставшись вдвоем, говорили по-английски. Однако, если он впервые говорит с иностранцем, при нем всегда находится переводчик. Это не позволяет ему и его собеседнику чувствовать себя совершенно свободно, иначе нарушался бы строгий протокол, которому подчинена его жизнь: король Саудовской Аравии не должен иметь слишком близких отношений с иностранцами.

- Для короля Испании делается исключение.

- Испания не совсем иностранное государство для короля Фахда, который называет меня братом. Он любит меня и проявляет ко мне истинную дружбу, и я отвечаю ему тем же от всего сердца.

- У арабов и представление о времени очень отличается от нашего.

- Почти все арабские принцы, которых я знаю, часть своей жизни провели в пустыне, на своей истинной родине. А в пустыне время не подчиняется логике. Нас, европейцев, склонных к нетерпению, повергает в отчаяние и раздражает то пренебрежение, с каким арабы относятся порой ко времени.

- Знаете, несколько лет тому назад я поехал в Риад, чтобы взять интервью у короля Фейсала. Мне не был назначен ни день, ни час встречи, просто сказано: "Приезжайте", что меня, конечно, удивило. Я прожил почти неделю в гостинице, не отходя от телефона, и в конце концов стал терять терпение. Когда же я заявил: возвращаюсь в Париж, - они решили, что я сошел с ума, они не могли понять меня. Один из сопровождавших меня (согласно протоколу) сказал: "Но почему? Разве Вам здесь плохо? Это же лучшая гостиница, и Вы в ней - гость короля!"

- И ты уехал, так и не повидав Фейсала?

- Нет, он меня принял через десять дней. Приветствуя меня, как бы невзначай спросил: "Вы только что прибыли?"

- Представление о времени у арабов, которое нам трудно понять, - объясняет мне дон Хуан Карлос, - привело к тому, что немало европейцев потеряли выгодные контракты, потому что их раздражали бесконечные проволочки. И только те, кто набирался терпения, заключали порой грандиозные сделки.

- А как арабские монархи реагируют на демократию?

- Думаю, они ее просто не понимают. Равенство людей - идея, которой нет места в их шкале ценностей. Это не значит, что они вообще отвергают демократические идеи. Но они не знают, ни что такое демократия, ни как она функционирует. Например, когда испанская печать начинает писать неприглядные вещи о марокканцах и об их короле, Хасан звонит мне и, очень огорченный, говорит: "Но как ты позволяешь твоим газетам писать такие вещи о моей стране и обо мне? Когда ты с этим покончишь?" Тогда я, набравшись терпения, объясняю ему, что я не могу помешать испанской прессе свободно выражать различные мнения. "Мы живем при демократии!" - говорю я ему. Но я вижу, что Хасан, человек умный и очень образованный, просто не может меня понять. Иногда я даже спрашиваю себя: да верит ли он мне? И это непонимание меня очень огорчает, потому что король Хасан очень любит Испанию, к тому же мы соседи и должны помогать друг другу. Единственное, что нас разделяет, - это пролив.

- И демократия.

- Да, и демократия┘

Родная сестра Латинской Америки

- Ваше Величество, насколько важны наши связи с Латинской Америкой?

- Со странами Латинской Америки наши связи почти семейные.

- Родина-мать?

- Я никогда не употребляю этого выражения. Когда я там представляю Испанию, то всегда говорю "ваша родная сестра". Но сами латиноамериканцы нередко говорят о родине-матери. Знаешь, Хосе Луис, я думаю, то, что нас объединяет с Латинской Америкой, не укладывается в привычные фразы, темы, клише. Когда я в первый раз приехал в Коста-Рику, ее президент встретил меня словами: "Сорок лет мы ждали визита короля Испании".

- Красивая риторика, Ваше Величество.

- Нет. Кое-что большее. То, что коста-риканский президент встретил меня такими словами, означало и многое другое. Когда я в открытой машине ехал по столице, мальчишки бежали рядом с королевским кортежем и кричали: "Вернулся наш король! Вернулся наш король!" Когда я приезжаю в Латинскую Америку, меня действительно очень хорошо встречают. Знаки внимания, которые мне оказывают, не просто протокольные - они идут от глубоких искренних чувств. Во время Конференции в защиту мира в Гвадалахаре (в Мексике) собрались все главы ибероамериканских государств. Каждый из присутствовавших, прежде чем начать свою речь, обращался к Карлосу Салинасу де Гортари, нашему гостеприимному хозяину: "Господин президент┘" И сразу после этого поворачивался ко мне: "Ваше Величество". И только выждав несколько секунд, приветствовал всех остальных глав государств: "Дорогие друзья┘" Всякий раз, как это происходило, у меня пробегали мурашки. Все выражали в мой адрес большое уважение, любовь, и к этому их никто не принуждал. Было совершенно ясно, что для них (равно как и для самого президента Салинаса, который всегда усаживал меня по правую руку) король Испании - не только глава государства, как остальные участники встречи. Он - кто-то особый, он - испанец.

- В связи с празднованием пятисотлетия открытия Америки стали много говорить о грабежах и геноциде местного населения со стороны испанских конкистадоров. И здесь, в Испании, нашлось немало людей, которые пытаются воскресить старую "черную легенду", которая, похоже, очень живуча.

- Это неизбежно. Однако в таких нападках на нас довольно много нарочитых преувеличений.

- Карлос Фуэнтес, один из великих современных писателей, опубликовал статью┘

- Я читал ее.

- ┘где он говорит: "Оставив в стороне глупости и рассказы о геноциде, надо признать, что Испания дала нам наше главное богатство: испанский язык".

- Я полагаю, Хосе Луис, что мы дали и нечто более важное: нашу кровь. В отличие от англосаксов испанцы смешали свою кровь с кровью жителей всех стран Латинской Америки.

Чувствую, что дон Хуан Карлос немного устал. Мы уже говорим несколько часов. Но я не могу не задать еще одного вопроса.

- Вы встречались в Гвадалахаре с Фиделем Кастро?

- Да, естественно. Весьма симпатичный и приятный человек. Но наша встреча была очень поверхностной. Мы оба понимали, что ни о чем серьезном говорить не можем...


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Как "Мособлэнерго" изменило электросетевое хозяйство Подмосковья

Как "Мособлэнерго" изменило электросетевое хозяйство Подмосковья

Георгий Соловьев

За 20 лет своей истории компания вошла в число лидеров региональной энергетики

0
1638
Цементная промышленность ведет битву за специалистов

Цементная промышленность ведет битву за специалистов

Владимир Полканов

Как предприятия отрасли решают кадровые проблемы

0
1496
Путин обсудил вопросы языкознания

Путин обсудил вопросы языкознания

Иван Родин

2028-й скорее станет Годом Тютчева, чем Толстого

0
1716
Защищая природу и сохраняя биоразнообразие

Защищая природу и сохраняя биоразнообразие

Татьяна Астафьева

"Роснефть" за год вложила в экологические проекты 74 миллиарда рублей

0
1427

Другие новости