Зачем кусать Эмиля Золя?

Мишель Турнье. Полет вампира. Заметки о прочитанном / Пер. с фр. Е.С. Бунтмана, Н.В. Бунтман, С.Б. Райского. - М.: Стратегия, 2004, 320 с.

Когда человек рождается левшой, заботливые родные иногда надевают ему варежку на провинившуюся руку. Иногда он надевает ее сам - сознательно и позже, пытаясь изменить привычный ход вещей притворством правописания.

Сборник полемических эссе француза Мишеля Турнье "Полет вампира", запоздавший у нас с выходом более чем на двадцать лет ("Mercure de France" напечатало его в 1983 году), - такая вот "левая" варежка самого, пожалуй, неоднозначного прозаика современной Франции. Турнье - член Гонкуровской академии, чьи романы-первертыши - "Лесной царь", "Каспар, Мельхиор и Бальтазар", "Пятница, или Тихоокеанский лимб", "Жиль и Жанна" уже переводились на русский язык, даже в университетскую программу входит исключительно как прозаик. Новый мифолог, магический реалист, извлекающий сюжет из непрописанных туманных мест классических произведений┘ Его эссеистика, полная еретического юмора и свободного отношения к авторитетам мировой литературы, при этом поставленная рядом с очередным томом разрозненных сочинений, ломает уже сложившуюся репутацию. Здесь - ирония и прямое столкновение наблюдений, дробящее смыслы до парадокса. Причем столкновение, зачастую преподнесенное в форме эпистолярного и публицистического центона: такова, например, история любви и двойного самоубийства немецкого романтика Генриха Фон Клейста и Генриетты Фогель. Или - рассказ об Андре Жиде с двумя мемуарными опорами на свидетельства Роже Мартен дю Гара и Марии ван Риссельберг, близко знавших нобелевского лауреата 1947 года.

Афоризм названия книги понимаешь сразу: Турнье не скован никакими рамками в подходе к избранному материалу. Он "кусает" классиков за самые неожиданные места: Эмиля Золя - за полную руку латентного фотографа, Жан-Жака Руссо - за изящную шею педофила, а Гете - так прямо за рабочий передник заядлого зоолога, который к началу 1800-1810-х годов, одолеваемый жаждой синтеза гуманитарных и естественных наук, создает "Избирательное сродство" - роман на грани алхимической формулы┘ Турнье педантичен в ссылках - вероятно, надеется на неуклюжую поступь шествующего за ним следом читателя. Реабилитация последнего, кстати, есть один из центральных мотивов "Заметок о прочитанном".

Турнье, в конце 1940-х увлекавшийся антропологией и психологией под руководством легендарного Клода Леви-Стросса, сохранил принципиальность этого подхода и по отношению к чужим сюжетам. Он обобщает, ищет сквозные повторяющиеся образы (Тристана и Изольду, в частности) с целью вывести их на перекрестки реальной жизни. То есть он пытается заглянуть в предмет вдохновения того же, скажем, Гюстава Флобера, но - через его плечо. Как в газету случайного пассажира метро, оказавшегося рядом с вами.

И вера Турнье в необходимость и неизбежность существования почти платоновской, по сути, идеи Творчества безгранична. В этом он - ребенок. Наивен и непререкаем. Забираясь глубже в дебри психоанализа, Турнье доходит до обоснования состояний демиурга. На примере все того же Жида и Жермены де Сталь он излагает теорию Вожделения - жажды миропознания, которая единственная, по его мнению, и результативна в искусстве. Эту жажду он механически называет орексией, не утруждая себя идти дальше медицинского термина, и противопоставляет ей анорексию - нулевую степень желания и интереса. Закрадывается мысль, что не все дело здесь в Жиде и Жермене де Сталь. Или - Прусте и Гессе. Дело - в Турнье. Потому что его "Полет вампира" на то и полет, чтобы удовлетворить прежде всего личную потребность знать. Каждая главка "Заметок о прочитанном" - набросок возможного большого полотна, пока оставленного за недостатком "свечения" изнутри. Довольно сильно "светится" лишь одна заметка - "Вид Версаля. На полях "Мемуаров Сен-Симона", где юный и утомленный возвращением в оправданный после смерти короля-отца Версаль Людовик XV уже готов достаться мучительному перу Турнье. Он ведь как раз в том, любимом нашим автором, возрасте двенадцати лет, когда бы детям не расти больше и вечно сумасбродничать.

┘А левую варежку незаметно стянуть с руки, чтобы писать обеими.