Идеальный муж

Марианна Вебер. Жизнь и творчество Макса Вебера. – М.: РОССПЭН, 2007. – 656 с.

Кажется, уж кого-кого, а Макса Вебера русским читателям представлять не надо: с начала девяностых годов его концепция возникновения капитализма из духа протестантской этики и учение о типах господства столь активно внедрялись в постсоветское сознание, что ныне многие ссылаются на них как на некие само собою разумеющиеся истины. О полной драматизма истории общественно-политической деятельности Вебера в России знают куда меньше (первым шагом к более близкому ознакомлению с ней русскоязычной публики стал выпущенный в 2003 году издательством «Праксис» небольшой сборник статей Вебера на политические темы). Сведения же о биографии прославленного социолога были до недавнего времени и вовсе скудными – несколько энциклопедических статей да предисловия к томикам избранных работ. Между тем не будет преувеличением сказать, что без знакомства с жизнью Вебера адекватное представление о его месте в немецкой культуре конца XIX – начала ХХ века составить невозможно. Ибо он – не просто гениальный ученый-энциклопедист, но олицетворение особого этоса. В культурной памяти соотечественников Вебер запечатлен как идеальное воплощение немецкого профессора, «какими они были когда-то»: не только интеллектуальный атлет, профессионал и знаток, но вождь и наставник молодого поколения, духовный и нравственный авторитет нации. «Таких теперь нет», – с ностальгическим вздохом говорят нынешние немецкие интеллектуалы, виновато разводя руками.

Именно такой, почти агиографический образ Вебера встает со страниц первой биографии классика, написанной его женой Марианной. Впрочем, как ни крути, черты исключительности в характере и личности Вебера с самого раннего возраста проступают настолько отчетливо, что упрекнуть Марианну в предвзятости язык не поворачивается. В самом деле, можно ли сомневаться в великом будущем юноши, который в четвертом и пятом классах прочитывает под партой 40 томов сочинений Гете, в шестом и седьмом штудирует Спинозу и Шопенгауэра, в старшем классе – преимущественно Канта, а в 13 лет пишет «по многочисленным источникам» два исторических сочинения «О ходе немецкой истории, в частности о положении императора и папы» и «О Римской империи от Константина до Великого переселения народов»? Можно ли не поражаться сочетанию любознательности, политического неравнодушия и титанической работоспособности сорокалетнего ученого, в 1905 году за считаные месяцы изучившего русский язык, чтобы иметь возможность следить за революционными событиями по русской прессе, и освоившего материи внутрироссийских политических споров настолько, чтобы публиковать критические замечания на кадетскую программу государственных преобразований? Прибавим к этому рано приобретенную и неизменно хранимую серьезность в моральных вопросах, цельность характера, недюжинный темперамент борца, и станет понятно, как непросто найти верную интонацию рассказа о таком человеке, проведя рядом с ним большую часть жизни.

Конечно, Марианна не скрывает своего восхищения Максом. Вот ее воспоминание о первом впечатлении, произведенном на нее будущим супругом: «Этот колосс некрасив и не моложав, но в каждом своем движении сильный мужчина, и, несмотря на его массивность, его движения полны тайного очарования. Как эластична его походка, как много говорят его руки!». Однако в ее повествовании повсюду разлито сознание своей причастности к тому, что не принадлежит ни лично ей, ни даже истории семьи. Это сказывается в эпически размеренном слоге, в говорении о себе в третьем лице, но в особенности – в рассмотрении собственного участия в жизни мужа не как личной заслуги, а как части общего дела.

Всю жизнь своего мужа Марианна Вебер воспринимает как осуществление того самого «призвания и профессии», о котором он так вдохновенно написал в книге о протестантской этике. Даже самым интимным сторонам их совместной жизни Марианна придает общественное значение, посвящая, к примеру, многостраничные рассуждения взглядам «четы Веберов» на брак и широко дискутировавшиеся в начале века проблемы «свободной любви». Правда, читатель будет втуне искать хоть какие-нибудь намеки на то, как именно подобные дискуссии отразились на частной жизни профессорской семьи, кстати говоря, бездетной. Живописуя возвышенный образ своего мужа, Марианна Вебер не позволяет даже краешком глаза взглянуть на оборотную сторону созданного ею парадного портрета. И тем не менее: заподозрить фрау Вебер в предумышленном искажении оригинала ради создания идеала нельзя. Потому что в служении этому идеалу и прошла вся жизнь Макса Вебера.