О смешном

Смешное на сцене и смешное в жизни. Как это меняется со временем? Как это меняет само время? На политзанятиях в 70-е годы, понизив голос, рассказывали, что анекдоты про Чапаева придумала вражеская спецслужба с целью дискредитировать героя Гражданской войны. Анекдоты про Брежнева были как диагноз системе, про Горбачёва, когда его прозвали «минеральный секретарь», как приговор ей. Про Владимира Владимировича самый известный анекдот был про желе, которое затряслось, когда Путин открыл дверцу холодильника и добродушно утешил: «Да не дрожи ты, я ≈ за пивом». Модный анекдот сегодня звучит так: «Возмущённые люди собрались писать письмо президенту. И вдруг кто-то смело предлагает: «А может, сразу ≈ премьеру?»

Текст эпохи меняется. Более образованные люди, интеллигенция советского типа, отходят на второй план в своей функции по формированию ценностей современной России. Отходит на второй план и потребность в тонком юморе и сатире. Думаю, пока. Даже не знаю, кого может порадовать сегодня Платонов, указывающий на причину запоздалого становления советской власти в маленьком городке: «Оно и понятно: в редких пунктах Российской империи было столько черносотенцев».

Раньше в пьесах Розова и Вампилова смешными выглядели люди, лишённые самоиронии, движущиеся к своим целям в лоб, прямолинейно. И читатель, наделённый способностью более тонкого восприятия жизни, улыбался наивной простоте рецептов счастья. Правда, нельзя не отметить, что авторы были абсолютно убеждены в том, что большинству их читателей такое поведение покажется смешным. Они были с читателем и зрителем одной крови.

Теперь смешное тоже есть. И его подмечают. Но сегменты читателей и зрителей перепутались и перемешались. И не совсем понятно, кто будет смеяться над шутками Хазанова и Задорнова, Жванецкого и Альтова. Раньше их статус определялся отношением и приятием интеллигенции. Сейчас она отступила. На время.

Социальные страты быстро формируются, а вместе с ними формируются и потребные модели смешного. «Комеди Клаб» ≈ одна из них. А «Наша Раша» ≈ другая. В первом случае основа смешного ≈ стёб в лексике молодых городских мидлов, ориентированных на успех и престижное потребление успешного. В том числе и шоу. Во втором ≈ главное ≈ образы героев, типажи. Смешными являются Равшан и Джамшут, таджики-ремонтники, не берущий взятки гаишник, первый в мире фрезеровщик нетрадиционной сексуальной ориентации, начальник цеха Михалыч, житель Таганрога Сергей Юрьевич Беляков, комментирующий вслух всё происходящее на экране, наконец, краснодарские пацаны Славик и Димон. Зрителю понятен типаж, он готов смеяться просто оттого, что он видит, как они одеты.

В американской армии из-за снижения умственного уровня рекрутируемых солдат очень часто инструкции и уставы представляются в виде пиктограмм. Вместо того чтобы писать о том, что «флангом называется левая или правая оконечность строя», его, фланг, просто рисуют. Мне кажется, что потребность в пиктограмме как форме донесения смысла для зрителя актуальна. И смешное в этой форме востребовано.

Но я вижу много молодых людей, друзей своих детей, которые воспринимают юмор тонкий и смешное видят там, где даже я его иногда не вижу. Новое поколение! Прогресс! Развитие! Свежий взгляд непредвзятого, свободного ума! Я за них не волнуюсь. Когда я слушаю их, я жалею, что рядом нет драматурга ≈ записать. Чтобы посмеялись и другие. И как-то я не вижу у них потребности в смешном чужого производства. Политика их почти не интересует, но то, что вокруг, ≈ очень.

Я думаю, что смешного в новых-новых русских уже не в малиновых пиджаках, но с сумками «Биркин» по-прежнему много. Как, собственно, и всегда.