Сергей Соловьев Всякий денежный долг плох двумя вещами: во-первых, появляется такое чувство, будто ты что-то должен, а во-вторых, этот долг когда-нибудь нужно отдать. Впрочем, была одна область человеческих отношений, где эти правила не работали. Речь о культуре и искусстве. Само собой, "цветы жизни" требовали материальной подпитки, а урожай приносили эфемерный (куда как меньший, нежели, например, открытие скважины или ларька). Дотации от Министерства, зарплаты в гостеатрах и филармонии, целевые программы (особенно под праздники и выборы) - вот краткий перечень долговых расписок, лучший ответ по которым, учитывая их суммы, был следующий: "Мы еще живы, и будьте счастливы!"
Выход из такого состояния, воспринимавшегося как советский пережиток, искали в двух направлениях. В конкурсах и грантах, которые активно поощряло и поощряет Министерство культуры при распределении государственных денег. Это якобы подстегивает "коммерческий нюх", настраивает на актуальный лад. С другой стороны, превозносились, ставились на высокие посты те, кто умел заработать - громким именем оправдал денежные вливания (вспомним шум вокруг успешности "Виртуозов Москвы" и продвижение Спивакова). Волна экономичности докатилась даже до музеев. Для них придумано особое понятие - "упущенные возможности". Это когда музей, отправляя свои вещи на зарубежные выставки, не получает достойных дивидендов (а может, и получает, но куда-то их прячет). За такое наказывали.
Короче говоря, государством в лице успешного министра Швыдкого подсознательно подогревалась мысль: если напрячься, заработать можно. Надо быть поушлее, и все получится. Как следствие, коммерческие директора стали чувствовать себя важнее худруков, спокойно их смещать, размахивая красной тряпкой их, худруков, коммерческой недееспособности. Никто, естественно, не пытался отменить дотации. Но бедность воспринималась как порок.
Наконец все засуетились, стали проявлять инициативу, половина приличных людей обзавелись повадками продюсеров. Но тут же поняли, во что ввязались. Первый миф, с которым сразу приходится расстаться, - миф о свободном времени: мол, сегодня я работаю за деньги, а завтра - для вечности. Большее, на что может рассчитывать художник, уходящий в рекламное агентство, - быть талантливым рекламщиком. Марат Гельман, вошедший, как сам утверждал, ради искусства в партийные и телевизионные игры, сначала потерял галерею, рейтинг галериста и искусство как таковое.
Второй, и более живучий миф - сказка про богатого мецената. Что, мол, есть состоятельные люди, готовые поддержать искусство ради любви к искусству. Возможно, они существовали лет пять назад, когда все верили в невозвратность денег, вложенных в культуру. Но не теперь. Сейчас для потенциального спонсора существенны такие вещи, как "информационный бартер", публичный резонанс и черный PR. Балерина, отколовшаяся от академической труппы, знает: если она не станцует немножко стриптиза, меценат будет недоволен. Тенор, раскручивающий сам себя, знает: коль в него вложили несколько тысяч долларов, придется петь "Очи черные". Не в том смысле, что нужно возвратить деньги, а в том, что обострится чувство долга и стыда. Случаются, конечно, счастливые браки, артисты уверены, что делают нужное дело, а вкладчики - что им воздастся: мюзикл, откровенная попса или проекты для "подхалтуры" (романы Акунина).
Насколько расходится чистый капитал и чистое искусство, показывает путь театрального фестиваля "NET". Проект нового театра без Хоркиной в драматической роли и без Волочковой в адажио. Но и без спонсоров. Первые два фестиваля проходили на деньги Фонда Сороса (институт "Открытое общество"). Для третьего мизерную сумму дала табачная компания. Последний поддерживали в основном Министерство культуры, Французский культурный центр и Британский совет - единственные инстанции, с кем оказалось не стыдно привезти экспериментальные спектакли - постановки Наджа ("Золотая маска" за лучший зарубежный спектакль). Итог подвел Анатолий Васильев на только что закончившейся режиссерской конференции: "Лучший спонсор - государство".
Государство инспирировало деловую активность в сфере культуры, но не позаботилось о ее качестве. И осталось один на один с бесхозной высокой культурой. Случилось это оттого, что в какой-то момент самим же государством был отметен западный опыт - развитие фондов (частных и полугосударственных). После скандалов вокруг Сороса и дискредитации Фонда культуры (ныне - вотчина Михалкова) любой российский фонд воспринимается как кучка мафиози, отмывающих деньги.
Прелесть любого фонда в том, что, спонсируемый частными лицами, он дает деньги как общественная инстанция. Не из кармана в карман (как кредитор), а в качестве участника проекта (творческая сторона). В нашем случае все фонды делятся на три группы: а) бедные (лидирует РГНФ) и безучастные; б) созданные "под себя и друзей"; в) откровенно коммерческие. Нет ни информации о фондах, ни желания их продвигать. В результате мы получаем то, что имеем: галерейный квартал Шилова, кремлевские триумфы Баскова, поток бандитских сериалов и кичевую "Снегурочку" на Новой сцене Большого.
