Дарья Курдюкова
Декабристки, увиденные Церетели.
Фото предоставлено пресс-службой РАХ
В Галерее искусств Зураба Церетели прошла презентация его новой скульптурной группы «Жены декабристов. Врата судьбы». Это масштабное произведение расположилось напротив другого сочинения на тему семьи – «Ипатьевской ночи» 2007 года, декабристы напротив семьи Николая II.
Ворота острога со знаменитым «Во глубине сибирских руд┘» – со стороны зрителя. С внутренней стороны 11 жен идут к тем же воротам, на которых выведен список героев-декабристов.
Раз Путин в прошлом году проанонсировал Год семьи, раз новая композиция к нему приурочена, то все должно быть предельно ясно – и жены, безусловно, тоже героини. Масштаб личностей – оно, конечно, да. Но здесь почему-то думалось, что дело в другом – в личном горе (которому до понятия масштаба нет дела). Созданное же скорее смахивает на монументальную (слишком монументальную) пропаганду. Пафос не скрыть, да и Пушкин, который, как известно, «наше все», вполне способствует. Только вот его гражданский пафос здесь как-то настолько утрирован, что поэт, кажется, вот-вот запоет не своим голосом и о чем-то не своем.
Вообще зря позвали Пушкина, потому что один он и говорит, а если не своим голосом, то совсем жаль. Но┘ Остальные-то помалкивают. Говорит, правда, еще масштаб – он говорит, а всех остальных затыкает. Он давит. Личное горе доверено нести колоссам, а личность подавлена. Попытка обстоятельно изобразить, как оно было, с большим количеством народа, вызывает сравнение с фильмом еще далекого 1975-го – со «Звездой пленительного счастья» Владимира Мотыля, – но сравнение не в пользу новинки. И Александр Сергеевич уже был, так сказать, на первой странице, и те девы были, при всей их типажности, куда натуральнее.
В названии у Церетели есть эпичность, но нет движения рассказа. Одиннадцать точеных профилей, с плохо различимой разницей в мимике и вообще плохо различимой разницей. На них старательно накладываются локоны. Ручкам приданы слегка манерные жесты с отставленными мизинцами. Но главное – они стоят. То есть, может, и движутся куда-то, но ни за что не подумать, что в Сибирь и по такому поводу.
Они очень прямолинейны, и в то же время их сложно понять – потому что неясно, кто говорит. Едва различимые маски, повторенный одиннадцать раз прием в трактовке фигуры – и человечность разбилась о пафос. Хорошо хоть, что Пушкин остался с другой стороны.
