Великомученица

Успех «Конька-Горбунка» в МХТ имени Чехова не оставил равнодушными соседей и конкурентов. В драматическом Театре имени Станиславского тоже готовят спектакль «для семейного просмотра». Впрочем, особого ноу-хау в этом вроде бы и нет. «Лицензионные» мюзиклы как раз на то и рассчитаны: дети придут, родителей приведут. Или – наоборот. Но «Мученики любви» уж больно похожи. Слушаешь режиссера и – сплошное дежавю, будто бы читаю интервью режиссера «Конька-Горбунка» Евгения Писарева...

Справедливости ради: репетиции спектакля «Мученики любви» по пушкинской сказке или поэме «Руслан и Людмила» нынешний худрук Театра имени Станиславского Татьяна Ахрамкова начала много раньше, чем стало известно, что МХТ затевает что-то такое для семейного просмотра. Сперва из театра доходили ужасающие слухи, будто бы Ахрамкова собирается разрушить пушкинский стих, заставить говорить актеров прозой, затем появилась информация, что Пушкина «допишет» одна журналистка, а Глинку – молодой композитор, – надо же сделать и текст, и музыку понятными, к тому же (если говорить уже не о стихах, а о музыке) драматические актеры поют не так заливисто, как их коллеги на оперной сцене.

Спектакль уже почти готов, часть декораций – на сцене. Недостает костюмов. Идут прогоны. Играет живой оркестр. Судя по крикам «браво!», которые летят на сцену из-за режиссерского столика, Татьяна Ахрамкова довольна тем, что – как ни крути – итожит три ее сезона на посту художественного руководителя этого театра. В эти самые дни истекает срок ее трехлетнего контракта. Премьера должна была сигнализировать городу и миру: всё в порядке. Или наоборот: дела наши плохи.

Ну что сказать? По-моему, показывать это нельзя. Это – самодеятельность, причем лишенная вдохновения: ведь когда говорят о самодеятельности, почему-то имеют в виду только отрицательные стороны этого во многом замечательного явления, отсутствие профессионализма. Но у самодеятельности есть и несомненное достоинство – энтузиазм, который собирает людей, готовых в свободное от основных занятий время репетировать, что-то лепить или петь. В том, что творится на сцене Театра Станиславского, где когда-то, напомню, начинал Евгений Леонов, где ставил свои шедевры Анатолий Васильев, где работали Морозов и Райхельгауз, спектакли которых, поставленные на этой сцене, овеяны легендой содружества – под предводительством их учителя Попова... Здесь поставил свои первые спектакли после возвращения из канадской эмиграции Владимир Мирзоев. Да что говорить?! Дописанные за Пушкина стихи получились хуже, чем у Пушкина. Музыка у Глинки тоже лучше.

Далее. Манера драматических актеров – другая. Собственно говоря, это и дало право Марине Райкиной придумать такой фестиваль – актерской песни, где актеры драматические поют, превращая песню в спектаклик. В «Мучениках любви» некоторые имеют голоса, некоторые – хотя имеют микрофоны – голосов не имеют. Но все равно поют. Почему поют? Почему что-то говорят «драматически», а потом вдруг запевают, а потом прекращают петь и снова говорят? Неясно. Драматургии, смысла в этом не обнаруживается. «Сквозной» герой – кот ученый (Константин Богданов). Функция у этого кота одна: явиться некстати, положить свой хвост не туда. Хвост прищемляют, кот взвизгивает, иногда еще и получает тем же хвостом по тому же месту. Как ремнем.

У Пушкина вообще-то много всего смешного, игривого в его поэме (он и называет его «трудом игривым»!). Но это всё теряется, смешное приходит извне, внедряется находчивой, но увы-увы, не очень изобретательной режиссерской мыслью.

Всё, что важно всегда было в театре, что важно, к слову, было всегда и для Ахрамковой, – то, что актер передает смысл, что в каждом слове этот смысл есть, что русский театр помимо развлечения имеет еще какие-то высокие цели... Всё куда-то улетучилось, освободив пустую – буквально пустую – сцену для праздно шатающихся актеров. «Как же так? Тебе и Вальц не понравился? Евгений Вальц, он поет Иисуса в Театре имени Моссовета, его специально пригласили!» – удивилась одна сотрудница театра. А что тут может понравиться? Поет он хорошо, но складывается впечатление, что это свое умение вынужден скрывать, но все равно – когда поет, то поет, забывая, что это – драматический спектакль, где на первом месте – действие, необязательно физическое, но непременно – осмысленное. Хотя есть среди тех, кто выходит на сцену, такие, которые не владеют даже элементарными профессиональными навыками. Если Вальц как бы микширует свои вокальные способности, то другой актер, имени которого в списке труппы найти так и не удалось, но который играет витязя Ратмира, – так вот, он, кажется, вовсе не учился актерской профессии, не ходил на уроки сценречи и т.п. Приглядист, молодцеват, особенно хорош в полураздетом виде, но – не актер. Так бывает.

В афише июня «Мученики любви» не стоят. Ждут костюмов. Говорят, будут красивые и дорогие. Получается, планируют выпуск на осень, когда, может статься, у театра уже будет другой худрук.