Памяти Пятигорского

Учитель, но не жизни, а мышления.

В Лондоне на 81-м году жизни умер Александр Моисеевич Пятигорский, философ, востоковед, писатель и без всякого преувеличения – один из ярчайших отечественных мыслителей XX века. Так можно сказать, хотя без малого 40 лет он провел вне отечества, вынужденный эмигрировать из СССР в начале 70-х. Он умер от сердечного приступа, и все, кто был с ним знаком, кто знал его повышенную эмоциональность – он всегда говорил так, как будто доказывал сотням, а то и тысяче сомневающихся, думающих совершенно не так, как Пятигорский, – наверное, удивились: хорошее было все-таки у него сердце, дало возможность пожить, поговорить и стольких людей очаровать. Очарование его устного существования было неотразимым. А устать его слушать было невозможно.

Он родился в 1929 году в Москве, окончил философский факультет МГУ, его специальностью и, надо сказать, особой любовью была восточная философия. К концу жизни он стал и сам похож на индийца, так что не случайно Отар Иоселиани снял Пятигорского в роли магараджи в «Охоте на бабочек». Что касается любви к родному городу, то в ней он с философской ясностью расписался в одной из своих книг – романе «Философия одного переулка».

Пятигорский стал одним из основателей Тартуско-московской семиотической школы, в появлении которой не было чего-то открыто оппозиционного советской власти, ее, в общем, даже и признали, давали проводить конференции, издавать книги, но дух свободного мышления, разумеется, власти был неприятен. А Пятигорский кроме науки, со всей страстностью мыслителя, то есть чрезвычайно убедительно и логично, защищал гонимых, то есть занялся правозащитной деятельностью. В итоге – эмиграция. Говоря о значении Пятигорского, о нем самом, кто-то очень точно заметил – он был философом в изначальном, греческом, древнеиндийском смысле: учитель, но не жизни, а учитель мышления. Пятигорский существовал в диалогах, которые – если бы он жил в Древней Греции – непременно дошли бы до нас в записях учеников.

Кирилл Кобрин уже успел вспомнить замечательный рассказ Пятигорского о том, что, работая в московском Институте востоковедения, он в ответ на вопрос, чем занимается здесь, ответил: «Ищу адекватную форму существования для своего мышления». Это так созвучно простым и вечным философским истинам – про «мыслю, следовательно, существую».

Сегодня, когда так много и банально требуют от науки практических результатов и практического смысла, кстати будут слова Пятигорского о практике: «Как философское понятие практика – это никак не применение теории к жизни или к какому угодно виду социального действия, экономике, политике, культуре. Считать так будет не только методологической ошибкой, но и непростительной пошлостью, потому что практика – не сумма действий», для нее характерен «прежде всего способ осознания образов действия, которые следуют или, точнее, могли бы следовать из данной теории или вообще из любого полученного знания, необязательно теоретически сформулированного».

«НГ»