Дверь в нирвану

Олег Гаркуша, герой эпохи колокольчиков.
Фото с официального сайта Центра фотографии имени братьев Люмьер

Центр фотографии имени братьев Люмьер накрыло «Время колокольчиков» – выставка, цитирующая строчку невеселой песни, что дала название альбому Александра Башлачева. Время, чей образ тут строят из черно-белых портретов еще молодых Бориса Гребенщикова и Константина Кинчева, из еще живых Виктора Цоя и Сергея Курехина, попутно расцвечивая афишами и обложками пластинок и снабжая видеозаписями концертов.

Рок-клуб на Рубинштейна, 13 с 7 марта 1981-го был единственным в городе местом, где рок разрешали. Хотя и не всякий. Стране открылось окно в Европу, на этот раз через ленинградский рок-н-ролл. Это был стиль, пущенный в застойную жизнь, – это была жизнь стиля, когда сразу многим стало невмоготу говорить и вести себя в рамках советских «приличий». Можно сказать витиевато и велеречиво, что они, дескать, подспудно ждали перестройки и вели себя как агрессивные в смысле души наизнанку подростки, жаждущие, чтобы и в государстве настал наконец переходный возраст. Ведь и тексты их – как струна, что того гляди порвется.

Пытаться изобразить рецензию на чей-то стиль жизни – довольно неблагодарная задача. Да и у выставки нет другой цели, кроме как вспомнить для бывалых, дать хоть одним глазком посмотреть новому поколению на ту атмосферу, когда дали неполную, но свободу. На отпечатках Дмитрия Конрадта, Сергея Борисова, Наташи Васильевой-Халл, Игоря Мухина и еще нескольких фотографов – не только Ленинград и ленинградцы. С одной стороны, конечно, Эдмунд Шклярский и «Пикник» (участвовавший в первом концерте рок-клуба) или «Поп-механика» Сергея Курехина, «АукцЫон», «Алиса», «Петля Нестерова»... С другой – первые ленинградские концерты свердловских «Чайфа» и Nautilus Pompilius. С третьей – Александр Башлачев, но во время концерта в Театре на Таганке, устроенного стараниями Анатолия Васильева. Вот смурной красавец Цой (и свет прямо над макушкой – точно визуализация, да, это «Звезда по имени Солнце») и барабанщик «Кино» Георгий Гурьянов, тот самый, который будет в Новой академии Тимура Новикова, а вот сам Новиков с другим Сергеем Бугаевым (Африкой) и, между прочим, с Джоном Кейджем… А вот – 1989-й, дверь в квартиру Бориса Гребенщикова на улице Софьи Перовской. Он там уже не обитает, но надпись – «Дверь в нирвану» – жива.

Ленинградский рок-клуб не единожды пытались поставить на законные рельсы начиная с 1973-го, и лишь спустя восемь лет рокерам это удалось. Советская власть иногда шла на уступки – порой было проще что-то легализовать. Из московской художественной жизни припоминаешь другой случай – так называемую Бульдозерную выставку 1974-го, несанкционированную ее часть разогнали в Беляеве 15 сентября, но все же художественную деятельность в подполье было сложно контролировать, а с ее нарастающими импульсами – сложно не считаться, и спустя две недели власти разрешили художникам выставиться в Измайлове. Но это – другой сюжет. Условия жизни рока на официальной площадке были таковы, что за выступавшими власть наблюдала, в легализованной институции это было даже проще. А они – и это самый важный посыл фотографий – старались вести себя, как будто этого нет. Внутренняя свобода – и молодость – превращали условия в условности. На снимках оттуда, из того времени – молодой БГ, молодой, на Анджелу Дэвис похожий, Макаревич, молодой Шахрин – те, что еще не собирали стадионы на концертах. Те, которые еще, кажется, не сильно задумывались о том, что скажет власть. Не знали еще, что в 2010-м пойдут пить пиво с президентом новой страны. Той ли, которую ждали?

Ольга Слободская, бывший администратор Рок-клуба

Разрешив ему существовать, они совершили ошибку – прикрыть его было уже невозможно, так после 1985 года развивались события в стране. Был очень мощный фестиваль в 1986 году, и обратно заткнуть это было уже нельзя. Но музыкантов периодически вызывали на так называемые профилактические беседы.

Артемий Троицкий – о связях Ленинградского Рок-клуба и КГБ

Ленинградский рок-клуб был связан с КГБ достаточно очевидным образом, то есть мы все знали, что имеются некие – их называли дипломатично «кураторы» – из Большого дома, которые просто-напросто мониторят то, что в рок-клубе происходит. Впоследствии я слышал выступление генерала-перебежчика Олега Калугина, который сказал, что это была его идея, что поскольку у них там, в городе Ленинграде, в конце 70-х – начале 80-х годов процветала подпольная музыкальная деятельность, он решил все это дело поставить под контроль таким нетривиальным для Советского Союза образом, а именно легализовать, но при этом поместить под колпак и смотреть, а что там эти самые неформалы выделывают. Что он, собственно говоря, и сделал. Я ни разу не видел там никаких кагэбэшников, сам с ними ни разу не сталкивался, но поскольку близко дружил с Наташей Веселовой, которая была директором рок-клуба, то она мне регулярно говорила: «Вот опять вчера на меня наехали наши кураторы, не понравилась им такая-то песня», и прочее. Для того чтобы кураторы были более или менее довольны, в рок-клубе были соблюдены некие советские формальности – там были свои цензоры, в частности Нина Барановская, которая занималась тем, что просматривала и литовала все песни, там существовали какие-то формальные процедуры вроде того, что какие-то группы по причинам идеологической несовместимости в рок-клуб не принимали, в частности «Автоматические удовлетворители» (их приняли уже в разгар перестройки). В принципе у рок-клуба были возможности отчитаться, что они проводят некую идейную работу, хотя на самом деле это была игра в кошки-мышки, причем явно в пользу мышек, потому что в КГБ, по-видимому, писали какие-то свои отчеты наверх и составляли свои рапортички, а музыканты совершенно спокойно делали что хотели, потому что даже те песни, которые им не литовали, они все равно исполняли в каких-то других местах. По-моему, вся эта игра с КГБ людей даже радовала, поскольку придавала ореол романтизма.