Куратор Анастасия Винокурова: "Неизвестный художник – не приговор"

Ученик Петрова-Водкина Борис Пестинский был сослан в Узбекистан. Там в 1933 году он написал «Портрет Мухитдина». Фото со страницы Музея русского импрессионизма в «ВКонтакте»

Выставку «Автор неизвестен. Коснуться главного», которая откроется в Музее русского импрессионизма 12 октября, кураторы Анастасия Винокурова и Константин Цаликов задумали как проект, где на первый план выходит не имя художника, а качество произведения. Известные имена здесь тоже будут – и Кандинский, и Фальк, и другие авторы, чьи работы атрибутировали относительно недавно. Но акцент поставлен на неизвестных художниках. О том, как в проекте отказывались от иерархий и двигались к умению видеть, о принципах отбора работ и об удививших ее произведениях сокуратор проекта, ведущий специалист выставочного отдела Музея русского импрессионизма Анастасия Винокурова рассказала корреспонденту «НГ» Дарье Курдюковой.

Анастасия Винокурова: "Поскольку в этот бурный период уместилось абсолютно все, от реализма до беспредметного искусства, нам хотелось показать разные направления." Фото предоставлено Музеем русского импрессионизма

– «Портрет Мухитдина» малоизвестного Бориса Пестинского, ученика мастерской Петрова-Водкина, который был сослан по статье о подрыве советской власти в Узбекистан и которого атрибутировал Ильдар Галеев. В собрании Андрея Васильева есть изящный, со шляпой и зонтом, женский портрет – он считает, что это ранний Сергей Герасимов. И конечно, меня поразило масштабное полотно «Рождение» из коллекции Михаила Каменского. Оно попало к нему через вторые руки, и он рассказывает, что фактически спас картину и прежде ее не экспонировал. Когда я впервые увидела эту вещь, два дня постоянно о ней думала, листая каталоги. Мне казалось, я вот-вот пойму, кто автор. Отдаленно это напоминает одновременно очень многих – и Марка Шагала, и других художников парижской школы. В каталоге Каменский пишет, что показывал ее десяткам экспертов по всему миру, но атрибутировать ее не удалось. Вообще разговор с ним стал одним из импульсов нашей выставки.

– А какие другие? Тема неизвестных художников (н/х), как было и в случае с выставкой Ольги Юркиной «Отличники», манкая, но неохватная, даже если речь идет о рубеже XIX–XX веков. Хотя «Отличники» привели в музей более 90 тысяч зрителей. Ваш сюжет возник из заметок на полях предыдущих проектов, из разговоров с коллегами-музейщиками, которые рассказывали о проведенных атрибуциях?

Неизвестный художник. Композиция (Рождение). 1910–1920-е. Собрание Михаила Каменского. Фото предоставлено Музеем русского импрессионизма

Неизвестный художник (мастерская Репина). Портрет неизвестной в лиловом. 1908. Курская государственная картинная галерея имени А.А. Дейнеки. Фото предоставлено Музеем русского импрессионизма

– Подражавшие Кандинскому художники мне не встречались. Но мы покажем тюменский натюрморт Александра Катышева, которого атрибутировали всего лет десять назад. Видно, что он учился у Кандинского – правда, еще у Лентулова и Павла Кузнецова, – но при этом совсем не был на него похож.

– Как проводился отбор – или отсев – произведений? Вы отбирали сами или ориентировались на советы коллег из музеев?

– Поскольку в этот бурный период уместилось абсолютно все, от реализма до беспредметного искусства, нам хотелось показать разные направления. Главный критерий – качество. Работы мы искали по Госкаталогу, отправляли в музеи запросы и просили больше информации о том, что могло не войти в эту единую базу данных, поскольку она довольно медленно пополняется. Наши запросы прояснили какие-то вещи: например, картина из Эрмитажа, обозначенная как н/х, оказалась портретом Боткиной работы Милиоти.

– У вас будет довольно много и других имен первого ряда: Явленский, Фальк, чью «Девочку в кресле» атрибутировала в 2009-м Ольга Горнунг из Екатеринбургского музея.

– Мы рассматривали и н/х, и тех, кому вернули имя. И принципиально не брали подписные работы, даже малоизвестных художников. Конечно, нам хотелось сделать выставку более привлекательной известными именами, но вместе с тем показать, что н/х – не приговор. Если взять, например, историю с открытым в 1919-м Музеем живописной культуры, списки отправлявшихся в регионы работ хранятся в РГАЛИ. Но когда обращаешься в музеи, может оказаться, что имена утрачены. Книги поступлений могли потеряться, например, при эвакуации, или сгореть. Или работу реставрировали, дублировали на холст, и при этом имя пропадало. Андрей Сарабьянов еще с конца 1980-х работал с этими списками из РГАЛИ и сделал много атрибуций. Например, для Клюна и Розановой из Ельца, которых он показывал на одной из выставок «До востребования» в Еврейском музее и которых мы теперь снова привезем. Но у нас много и абсолютных н/х, например вещи из Екатеринбурга, в том числе один изумительный натюрморт с селедками и голландской пиалой. Они совершенно не проигрывают бубнововалетцам первого ряда.

Неизвестный художник. Карнавал. Конец 1920-х - начало 1930-х годов. Частное собрание. Фото предоставлено Музеем русского импрессионизма

– К сожалению, нет даже предположений. Лет двадцать назад Марина Лошак в Центре искусств на Неглинной делала выставку «Неопознанный художественный объект», где были только н/х, – зрителям раздавали анкеты, чтобы высказать предположения об авторстве. Каталог, к сожалению, не выпускали. Мы сейчас тоже хотим сделать анкету. Но вообще мы проводим на выставке идею о том, что не только привязка к имени имеет значение для исследований. Часто нарратив, связанный с автором, заслоняет саму вещь. Поэтому Константин Цаликов, работающий в просветительском отделе музея, предложил объединить работы не по жанрам или -измам, а по критериям художественной выразительности: свет, цвет, форма, композиция, фактура, линия и пятно, движение и звук. Это такие Вельфлин плюс Виппер плюс Арнхейм плюс Фридлендер плюс Бергер и т.д., писавшие об искусстве как об умении видеть. «Коснуться главного» в подзаголовке – как раз об этом. Хочется увлечься произведением вне иерархий.

– Когда имена все-таки восстанавливают, очень часто это происходит случайно.

– Да, например, картину «Пальмы» из Рыбинского музея-заповедника года два назад реставрировали и обнаружили подпись с датой и французским словом Juillet, «июль». Поначалу думали, что это какое-то имя – Жюйе. Позже в Архангельске нашли аналогичную подпись на работе петербургской художницы-эмигрантки Анны Зельмановой.

– В разделе «Звук и движение» вы расскажете о синестезии Кандинского, или расширенном смотрении музыканта и художника Матюшина, или о чем? Кстати, известны ли среди художников те, кто интересовался специально движением, может быть конкретно биомеханикой?

Роберт Фальк (атрибуция Ольги Горнунг). Девочка в кресле. 1919-1920. Екатеринбургский музей изобразительных искусств. Фото предоставлено Музеем русского импрессионизма

– Когда на выставках об авангарде видишь неизвестные имена, думаешь, что шаг в сторону от «первого ряда», и там масса отличного материала. Когда видишь неизвестные работы некоторых художников, скажем, XIX века или каких-нибудь неизвестных передвижников, то и дело ловишь себя на мысли, что, может, и неплохо, что неизвестны. Дурацкое дело искать пропорции, и все-таки пока вы готовили проект, много ли увидели таких «ничего, что не знают» и тех, кого незаслуженно забыли?

– В Госкаталог стараются выкладывать наиболее достойные произведения, поэтому мне сложно сделать подобную выборку. Из того, что я видела, принципиально не хотелось брать слабые копии передвижников, это больше связано с историей рынка и стремления украсить свои дома. Для меня среди работ, где очень жалко утраченных имен, – натюрморт и кубистический пейзаж из Екатеринбурга. Наверное, выдающихся произведений я увидела процентов двадцать, включая вещи из частных собраний, – упомянутое уже «Рождение» из коллекции Михаила Каменского, пастельный портрет дамы в красном берете из собрания Андрея Васильева. Это не значит, что на остальное нельзя смотреть. Речь о top of the top. Надеюсь, наш проект откроет новые истории и привлечет экспертное сообщество. Выставки же приносят новые сведения, как сейчас было с Надеждой Добычиной.

– К вам обратился не названный на выставке коллекционер и дал на выставку ее портрет работы Николая Бенуа. Потом открылось что-то еще?

– Да, выяснилось, что у ее внука была дочь. Коллеги с ней связались, возможно, нам удастся узнать больше о героине выставки и ее коллекции.