Завтра российский премьер Владимир Путин вместе с польским коллегой Дональдом Туском посетит катынский мемориал и возложит там цветы. Четырьмя днями ранее на телеканале «Культура» показали фильм Анджея Вайды «Катынь», по не вполне вразумительным причинам так и не появившийся в российском кинопрокате. Эти два события не просто естественны – они крайне своевременны и важны.
В том, что катынская история по-прежнему отравляет атмосферу в российско-польских отношениях, рационального довольно мало. Конечно, остаются вопросы о компенсациях семьям жертв и передаче польской стороне ряда архивных документов. Остается вопрос и о том, было ли катынское преступление «геноцидом». Однако факт расстрела НКВД польских офицеров и представителей интеллигенции в 1940 году официально признан Россией. «Расстрельная» записка Берии Сталину с шестью подписями «за» опубликована. «Немецкий след» в катынском деле не обсуждается всерьез профессиональными и добросовестными историками.
Так или иначе, польская сторона – в лице политиков и прессы – полагает, что Катынь обозначила некую трагическую связь между Россией и Польшей и руководству нашей страны стоило бы чаще эту связь проговаривать. Подчеркивать при помощи довольно простых, адекватных жестов. Это делалось довольно редко в последние годы – и вот делается сейчас.
Участвуя в катынских торжествах, устраивая обсуждение фильма Вайды на государственном канале, российская правящая элита публично дистанцируется от преступлений сталинского режима. Более того, она дистанцируется и от маргинальных публицистов, считающих письмо Берии «горбачевской подделкой», Сталина – героем, а поляков – генетическими врагами России. Достаточно почитать польскую прессу, чтобы оценить тот вред, который наносят репутации нашей страны эти мнения, звучащие подчас в полной тишине, без официальных комментариев.
Окончательное оздоровление российско-польских отношений, увы, пока невозможно на сугубо прагматических, экономических основаниях. Тяжелое наследие XX века требует от нас и «консенсуса идентичностей». Такой консенсус возможен, если чаще подчеркивать, что репрессивный каток сталинизма чудовищным образом деформировал судьбы наших народов. Порой приходится слышать, что самосознание сильной нации нельзя построить на осмыслении негативного опыта. Это неправда, и случай послевоенной Германии тому подтверждение.
Люди, привыкшие громко называть себя «патриотами» и тем самым отделяющие себя от тех, для кого патриотизм остается чувством глубоко личным, даже интимным, нервно реагируют на актуализацию катынской тематики. В такой актуализации они видят неоправданное самобичевание российской власти и, как следствие, унижение самой России перед лицом Польши, Запада, всего мира. Не желая «унижаться», они вспоминают о 100 тысячах красноармейцев, замученных в так называемых лагерях Пилсудского, – при том, что эта тема была закрыта польскими и российскими учеными еще в 2004 году, все документы опубликованы, а цифра «100 тысяч» не нашла подтверждения.
В действительности в том, чтобы назвать военное преступление военным преступлением, нет ни грамма самобичевания и самоуничижения, а есть лишь здравый смысл, приличие и чувство собственного достоинства. Не отождествляя себя с репрессивным режимом, нельзя чувствовать себя униженным, осуждая его.
Примирение возможно лишь через общую оценку очевидного. Цветы, простые жесты, слова без излишней витиеватости, телепередача, хорошая, спокойная книга – как мало нужно для того, чтобы происходящее казалось нормальным. Абсолютно нормальным.
Михаил Сергеев 
Дарья Гармоненко 