Реальность "мягкой силы"

МИД РФ на минувшей неделе обнародовал «Концепцию внешней политики Российской Федерации». В документе целая глава посвящена отношениям на постсоветском пространстве. Концепция, а эта часть особенно, изобилует терминами, свидетельствующими о намерениях Москвы вернуть доминантное положение. В той форме, которая восторга у партнеров может не вызвать, но будет приемлемой.

Образно говоря, Россия видит себя в роли лидера и предлагает считать себя неким ядром, которое по законам хоть физики, хоть геополитики будет притягивать иные субъекты международного права. При этом притяжение не лишит их самого статуса «субъекта международного права», как в не столь давние советские времена. То есть вместо жесткой силы и насильственной привязки в ход запускается идея мягкой силы (Soft Power) с вытекающим добровольным и даже естественным тяготением слабого к сильному.

Привлекательна эта часть доктрины для постсоветских государств? Отталкивающего вроде ничего нет. Но почему по некоему совпадению Верховная Рада Украины в те же дни принимает резолюцию, в которой фиксирует государственный курс в направлении Европейского союза, но не Евразийского? В Грузии уже больше месяца парламентское меньшинство в спорах с большинством настаивает на конституционном закреплении прозападного внешнеполитического вектора. И именно в этой части «большого спора» новые грузинские власти не возражают бывшим. Но что Грузия – страна, с которой дипотношения разорваны, если уж Белоруссию – союзницу по единому государству, периодически «отшатывает» от Москвы.

Как быть тогда с беспроблемной Арменией, которая на минувшей неделе едва не выбрала президентом гражданина США? Политика, настолько отдаленного от России, что даже русского языка не понимающего. А Ереван – стратегический, между прочим, союзник Москвы. Единственный на Южном Кавказе. Поствыборные события в этой республике не завершились – «едва не выигравший кандидат» по ряду признаков готов сыграть в цветную революцию. Россия, кажется, не готова к подобным событиям на территории партнерского государства, где, кстати, держит военную базу. Так же, как не готова сама себе ответить на вопрос: каким образом вообще в Армении если не явно «проамериканский», то «непонятный» кандидат едва не пришел к власти?

Формулируя некие цели и амбициозные задачи, в той или иной степени затрагивающие интересы сопредельных или даже иных стран, Москва, похоже, упускает из вида процессы, протекающие в национальных обществах. Налаживая пусть и отличные отношения с правящими элитами, не обращает внимания на настроения населения. А Soft Power – ведь не только западный образ жизни в красивой, скажем, голливудской или рок-н-ролльной обертке. Это конкретные недорогие кредиты бизнесу, достаточно обильные гранты агентам влияния – местным НПО, гуманитарные проекты, возможность качественного образования etc. В верхушке этой «пирамиды» – декларированная свобода выбора, права человека, многопартийность, т.е. традиционные демократические ценности, без которых само по себе Soft Power выхолащивается. Кстати, пример свободы выбора, реализованный в проамериканской Грузии в ходе недавних выборов, вызвавших смену власти, может свидетельствовать не столько о разочаровании местного общества Западом, сколько о возможности сделать этот самый выбор при избранном государством западном векторе.

Может ли Россия наполнить «мягкую силу» чем-то подобным, способным ее саму превратить в притягательное ядро? Если не подобным, то не менее привлекательным содержанием? Вопрос в свете внешнеполитической доктрины отнюдь не риторический. Разговоры в духе: будьте с нами, но поймите, что нам сейчас нелегко, призывы к общему историческому прошлому – не к месту. Они в пользу бедных. Тех, кому о доминантном положении думать рано.

Читайте также:
Разные тактики российской внешнеполитической стратегии