Узнающее незнание

Михаил Герман. Неуловимый Париж.
– М.: СЛОВО/ SLOVO. – 272 с., ил.

Известный искусствовед, мудрый толкователь живописи Михаил Герман, автор монографий о французских, русских, английских, голландских художниках и книги воспоминаний «Сложное прошедшее», уже не в первый раз берется рассказывать о своих отношениях с Парижем, которые, впрочем, для него самого исчерпывающе описываются одним словом: любовь. Пять лет назад он уже издал книгу, в которой пытался проследить истоки и формы этой любви: «В поисках Парижа, или Вечное возвращение» (СПб.: Искусство-СПб., 2005), а наша газета, в свою очередь, отреагировала на это рецензией («НГ-EL» от 25.08.2005). Но, похоже, еще не все досказано, и в новой книге Герман возвращается к «вспышкам памяти», выстраивающим для него с детства любимый и постоянно ускользающий город.

Сквозная тема этой книги – незнание. Невозможность и недостижимость окончательного, обретшего свои устойчивые формы знания, в котором можно было бы, наконец, почувствовать свою соразмерность городу – и успокоиться.

Или так: узнающее незнание.

«Я знаю о Париже достаточно, – пишет Герман вначале, – чтобы понять, как многого я не знаю». Поэтому его книга – не столько даже о городе, сколько о постоянном взаимопроникновении узнавания этого города и невозможности до него дотянуться.

В Париже Германа город настоящий и придуманный, вспоминаемый и воображаемый существуют на равных – как необходимые компоненты одного живого целого. Рассказ получается параллельный, прозрачный: через историю парижских улиц и локусов непременно просвечивает их авторская, личная история и география.

«Я заведомо шел смотреть, – пишет он о бывших владениях тамплиеров – исчезнувшем с лица земли городе-крепости внутри Парижа, – то, что давно не существовало, но для меня это было почти естественно: привык же я по старым картам восстанавливать в воображении Париж, которого еще не видел, да и не надеялся увидеть┘»

Главный парижский локус пускает корни. Фото Алисы Ганиевой

Сам автор предпочитает называть себя «писателем об искусстве». Эта его книга получилась тоже об искусстве – вживания в чужое, другое. Не столько приручения его – поди-ка приручи то, что многократно тебя превосходит! – сколько приручения себя к нему, впускания в себя его голосов и форм. Лепки себя в соответствие ему.

Волею судеб адресатом этой любви оказался Париж. Несомненно, у этого были свои причины, и весьма властные: начиная от самой значительности города до того, что ровесникам и соотечественникам Германа, родившегося в начале 1930-х, в советское время – в которое прошла основная часть их жизни – было трудно, а иной раз и невозможно, туда попасть, оставалось только домысливать.

Но все-таки так и хочется сказать, что дело здесь в конечном счете не в Париже – даже при том, что этот город перенасыщен смыслами.

Дело в любви. Ведь это она – искусство соответствия и роста в ответ любимому, особая внутренняя дисциплина узнающего – и создающего любимый предмет – незнания.