Своя ойкумена

Владимир Евдокимов. Трава самбурин. Записки рядового географа. – М.: Издательство МБА, 2015. – 316 c.

Придет ли когда-нибудь нам время избыть то, что повелось с древности: сделает русский человек мирового значения открытие, а лавры пожинают какие-либо «партнеры». Географ и писатель Владимир Евдокимов отвечает на этот риторический вопрос, анализируя путешествие Афанасия Никитина «…за три моря». Автор утверждает, что правильно как раз «Хожение», а не «хождение», «как, к сожалению, до сих пор говорят и пишут некоторые легкомысленные комментаторы, в том числе и обладающие ученой степенью». Владимир Евдокимов, обладающий степенью в области географии, вторгается здесь в пределы лингвистики, объясняя свое утверждение на мифопоэтическом уровне: «Хождение бывает в магазин за хлебом или из угла в угол, а хожение – далеко и с целью, лежащей за пределами повседневности. Человек, совершивший хождение, – ходивший человек, совершивший хожение, – хожалый, бывалый». Как бы то ни было, Афанасий Никитин ходил в основном по рекам и морям, в Индию в 1466–1472 годах, а Васко да Гама плавал в 1497–1498 годах, то есть почти на 30 лет позже.

Так почему же в школе нас учили, что Индию открыл португалец? Из-за того, что была у них эпоха географических открытий? Строго говоря, если бы Колумб знал, куда плыть, то и открыл бы Индию, а не Америку. В качестве побочного объяснения Владимир Евдокимов приводит факт: «Да Гама прибыл на военном корабле и палил из пушек» с конкретной целью – напрямую закупать пряности, «без которых Европа с ее влажным климатом и повальными простудными заболеваниями в зимнее время и кишечными инфекциями в летнее не могла обойтись». Но основное объяснение мнимого первенства да Гамы автор видит на глубинном уровне. Да Гама имел цель глобальную, Никитин – частную. Здесь автор в определенной степени противоречит собственным филологическим положениям. Не то чтобы Афанасий Никитин, тверской купец из крестьян, сходил в Индию, словно в магазин, и все же «открывать ее незачем, она всем известна – расспроси купцов, и дорогу расскажут…». «Да ведь и то понимать надо, что в дельте Волги пограбили его вчистую, а он не пропал, а поднялся: заработал денег на нефтепромыслах в Баку и устроил торговую операцию с куплей-продажей породистого жеребца… Товаров на Русь не нашел – зачем пряности, когда есть мороз, печка и баня? Стрелять даже и не думал…»

Необходимо уточнить, что сам Никитин писал: «Меня обманули псы-басурмане: они говорили про множество товаров, но ничего нет для нашей земли… Дешевы перец и краска… но нам они не дадут провезти без пошлины. А пошлины высоки, и разбойников на море много». То есть Никитин и рад был бы купить колониального товара, но это было невыгодно и рискованно. Но хождение Афанасия Никитина никто не воспринимал как великое открытие, хоть индийцы и ходили на него посмотреть толпами – никогда не видели европейца. Выходит, что «для Васко да Гамы Индия была где-то далеко, за пределами его ойкумены, а для Афанасия Никитина – внутри».

Владимир Евдокимов не говорит о том, что мы ничего не узнали бы о хождении Афанасия Никитина, если бы не московский дьяк Василий Момырев, к которому «тетрати» путешественника случайно попали в 1475 году, уже после смерти Никитина. Текст был внесен в летописный свод, который сохранился и был найден Карамзиным – об открытии Никитиным Индии русские узнали только в начале XIX века. У автора не было задачи вдаваться в текстологические изыскания.

Книга Евдокимова – главным образом записки географа-практика. Описания полевых исследований в Сибири, работа на знаменитых газопроводах вроде Уренгой–Ужгород, оценка таких специальных факторов, как каменная наброска, траншейное оползание, малоизвестных сведений о том, например, что один из газопроводов на Волге «подвсплыл» и был разрезан корпусом проходящего по реке судна, перемежаются образчиками прозы. «Но иногда вечером бывало так, что сумерки расцвечивались прохладной моросью, небо сливалось с дальними лесами, и постепенно время останавливалось. Я надевал плащ, выходил из барака… Под глухой стеной с забитыми окнами я усаживался на место посуше, прикрывался капюшоном и медленно раскуривал трубку, из вишневого дерева, черную, с прямым мундштуком, купленную в самолете Ил-62, летевшем из Хабаровска в Москву где-то над городом Киренском. И я был возле этого барака на берегу Цны вполне свой. И было так хорошо, как редко хорошо бывает вообще».