Кто боится Гарольда Блума?

Похоже, Гарольд Блум все-таки сформулировал универсальный принцип литературного процесса. "Страх влияния" довлеет над литературой: писатели боятся, что их уличат во всевозможных влияниях, критики опасаются таковые влияния не заметить.

Поэтическая серия издательства "О.Г.И." в чем-то дублирует известную "Поэтическую Россию", выходившую в последние десятилетия. Только на место признанных русских и советских поэтов пришли поэты не признанные, но дожидающиеся признания. Из новоявленных четырех книг, пожалуй, только сборник Марии Степановой можно признать относительным литературным дебютом. Других же поэтов: Андрея Николева (1895-1968), Анри Волохонского (род. в 1936), Леонида Иоффе (род. в 1943) к дебютантам никак не отнесешь.

Поэтому по меньшей мере странной представляется позиция издателей, не сообщающих никаких сведений об авторах (сборник Николева с прекрасной вступительной статьей Глеба Морева - приятное исключение). При всей элитарности издания такой подход может только отпугнуть потенциального читателя, имеющего право не знать каких-то имен или, к примеру, сомневаться: чем, кроме составительской работы Айзенберга, последняя книга Иоффе отличается от предыдущих четырех. Да и вообще, мелкие вопросы возникают в неограниченном количестве. Почему живущего в Германии Волохонского относят к парижским поэтам? За что Иоффе был удостоен престижнейшей литературной премии Израиля?

Начнем с Марии Степановой - но отнюдь не из джентльменских побуждений. Древние когда-то именно с лучшими намерениями выселяли своих жен из дому, когда стояли ночи полнолуний. Думаю, что в эти ночи было бы лучше прятать стихи Степановой поглубже и подальше.

Книга Степановой называется "О близнецах". То ли это авторский знак Зодиака, то ли симптом раздвоения личности, но кажется, что близнецы в этой книге - это автор и лирический герой. Две женщины в непростых, что называется, отношениях: "Я и я как две американки / За туземцами следим".

Когда-то одна великая поэтесса призналась, что святое соблюдение долга никак не мешает ей любить вора и волка. Эти слова можно было бы отнести и к стихам Степановой. Они совершенно непредсказуемы. Их лексика сталкивает несовместимые пласты: от простонародных всхлипов до изысков ОБЭРИу. Настроение меняется со скоростью звука. Рифма скачет от классической до диссонансной, а то и вовсе пропадает. За всей этой чехардой стоит образ прекрасной смиренницы, перепоясанной пулеметными лентами: "Тело то, сотрясаемо икотой, / Слезной влагой по личику точаще, / Тем не мене над женственной пехотой - / Как Чапай на грохочущей тачанке".

Это настоящие женские стихи. Не в смысле качества, а в качестве посыла. Здесь все немножко наоборот, но от этого только интересней.

И даже книга выстроена наоборот, то есть читать ее лучше с конца к началу, поскольку чем ближе к титульному листу, тем стихи становятся самостоятельней и лучше.

Но - далее. Глеб Морев называет стихи Андрея Николева русской поэтической классикой для немногих. Очевидно, что немногость продиктована здесь в первую очередь причинами исторического и биографического порядка, о которых исчерпывающе рассказано во вступительной статье. Но есть и другая сторона, которая связана со стихами и только с ними.

Самые ранние стихотворения, опубликованные в книге "Елисейские радости", датируются 30-и годами прошлого века, то есть написаны уже зрелым человеком, знатоком античности, профессиональным литератором. И выглядят они довольно странно даже на фоне удивительной ленинградской поэзии 30-х годов. Николев маргинален даже рядом с Кузминым и Вагиновым, Хармсом и Заболоцким:

Этот отрывок замечателен тем, что из него легко вычленяются философия Ницше, Владимира Соловьева и позитивизма, образность Иннокентия Анненского и Владимира Маяковского. Здесь сходятся вещи несовместные, однако сочетающиеся именно в даре Николева. Его "Елисейские радости" - это игра не только со школьной классикой, но с поэтикой символизма и современностью. Это стихи Блока, написанные Олейниковым.

Вполне вероятно, что именно издание Николева пока является самой большой удачей поэтической серии клуба "Проект ОГИ".

Чего, к сожалению, не скажешь о книге "Короткое метро" Леонида Иоффе. И дело тут вовсе не в качестве стихотворений, собранных в книге. Скорее мотивировка их отбора и издания нуждается в комментарии. В конце концов, Иоффе известен куда в большей мере, чем Николев, и не страдает от невнимания издателей. А получился просто очередной сборник - даром что в серийной обложке.

Но постараемся объяснить это собственно поэтикой Леонида Иоффе. Его стихам свойственна невнятица пастернаковских ручьев, недосказанность, незавершенность. Поэт - пророк, но не глашатай истины. Он весь - ожидание, а не свершение. Стихи Иоффе часто звучат как проповеди и заклинания, которые у мудрецов никуда не зовут: "а время дня шло мимо дня и проходило / за время дня по мере дня, чтоб день истек".

Как говорят, на каждого лирика найдется свой эпик. Книга Анри Волохонского "Тивериадские поэмы" - это редкая в нынешние времена попытка создать новый эпос. Пожалуй, более всего Анри Волохонский известен широкой публике словами к знаменитой песне "Над небом голубым". Думаю, уже в ней были заметны те самые фигуры роскоши: "огнегривый лев", "вол, исполненный очей", которые до сих пор обильно населяют творчество поэта. Как древнегреческий эпод, Волохонский не скупится на антично-барочные определения, высокий штиль и прочий антураж. Иногда получается красиво, иногда очень красиво, иногда чересчур красиво.

С эпосом нельзя бороться. Ему нужно поддаться и плыть по его волнам. Конечно, на это нужно много времени, но где его и искать, если не в эпическом размахе?