Данила Давыдов Егор Радов. Суть: Роман. - М.: Ad Marginem, 2003. 416 с.
"Там, в глубине леса, явно ощущалось присутствие чего-то великого и загадочного, и от него исходила очевидная благодать, которая в один миг осенила все существо Турченко, взорвав его душу внезапным грозовым счастьем". Неподалеку от поселка Усинска Коми АССР двое персонажей обнаруживают некую загадочную субстанцию (которая, впрочем, и не субстанция вовсе), названную сутью (или же, если хотите, зельцем). Суть представляет из себя суть всего; она подчиняет людей простым соприкосновением с ней, после чего человек неуклонно стремится к утрате самости и полному слиянию со всем сущим. Но вот беда, - не всякий, причастившийся сути, готов уверовать в нее: есть отдельные выродки, не желающие утрачивать собственное "я" и вступающие на путь борьбы┘
Расцвет "конспирологического" романа в нынешнюю эпоху, кажется, ни для кого не является секретом. Имена Крусанова, Сорокина, Проханова на слуху; подзабытый уже "Generation П" тоже в этом ряду. Назову, пожалуй, и роман Олега Кузницына "Федеральные любовники" (большим фрагментом опубликованный в # 4 альманаха "Риск"): там российская политическая элита состоит из геев-оккультистов.
Прелестный этот список заставляет задуматься о месте конспирологического романа в типологии жанров. Мне очевидна его связь с утопией и (или) антиутопией; только "дивный новый мир", финалистский по определению, помещается не в иное время или иное место, а в альтернативную реальность. Степень альтернативности, разумеется, остается прерогативой автора.
Утопичность Проханова и Крусанова очевидна, как очевидна и антиутопичность Пелевина. Сложнее со "Льдом": все разговоры о повороте Сорокина к "новой искренности" и т.п. представляются мне надуманными; Владимир Георгиевич по своему обыкновению дает два взаимоаннигилирующих финала (слияние "говорящих сердцем" в общем уничтожении - и странные манипуляции ребенка со льдом).
"Суть" Егора Радова тоже штучка непростая. Это роман конспирологический формально: позднесоветские и постсоветские события и явления объясняются борьбой принявших суть за ее скорейшее распространение во всем мире; однако же обилие комических моментов дискредитирует саму возможность идеологической интерпретации ("Суть - это когда Мандельштам и Дзержинский - одно лицо, одна душа, один дух! А раз так┘ я буду поэтом! И буду работать┘ служить┘ в органах!"). Но дело даже не в этом. "Эзотерическая субстанция", подобная голубому салу или льду, становится чем-то вроде наркотического препарата; вывозимые из Турции томики Назыма Хикмета, источающие суть и вызывающие желание "прильнуть" к ним, становятся веществом, распространяемым на черном рынке. И тут возникает прелестный радовский парадокс: единственным "сильным" борцом с сутью предстает опийный наркоман: "- А если┘ - почти шепотом произнесла Ирина. - Если я дам чистой┘ сути?..
- Это интересно, - неопределенно ответил Коля. - Но, по-моему, она на меня не действует. В любом случае, мне надо раскумариться".
Есть соблазн счесть роман Радова пародией на конспирологический роман (как в его "позитивной", так и в "негативной" формах). Возможна интерпретация "Сути" и как иронической притчи: нищий духом торчок Коля Турченко, как Петрушка, побеждает черта, чего не смогли сделать более продвинутые персонажи. Но, победив суть, Коля меняет реальность подобно герою "Обмена разумов" Шекли: кстати, как и прочие радовские романы, "Суть" может интерпретироваться и как абсурдистская фантастика.
Не будучи записным идеологом, бестрепетным концептуалистом или ловким рыночным мошенников, Радов играючи превращает отраву конспирологии в конфетку, начиненную, впрочем, запретными к распространению препаратами.
