Юлия Качалкина Константы Идельфонс Галчинский. Фарландия, или Путешествие в Темноград; Поэзия, театр, проза / Пер. с польск., ред. и сост. А.Базилевский; предисл. А.Базилевского. - М.: Вахазар; РИПОЛ-классик; Пултуск: Высшая гуманитарная школа, 2004, 880 с., ил.
Константы Идельфонса Галчинского (1905-1953) - польского поэта, драматурга и прозаика середины прошлого века наконец издали с джойсовским размахом. Не три тома, не два, а один. В лучших традициях БВЛ - видимо, чтобы сиднем сидели и читали неспешно. Хотя и хорошо бы было три. По числу интонаций, из коих новеллистическая - самая светлая и сильная┘ Нынешнее издание - конногвардейский парад в честь юбиляра: Галчинскому в следующем январе стукнет 100 лет.
"Фарландия, или Путешествие в Темноград", ставшая событием на 49-й книжной ярмарке в Варшаве в этом году, похожа на вечер памяти учеников, где каждый читает наизусть. Поскольку билингва при таких объемах была невозможна, то переводы Базилевского, Гелескула, Ревича, Цывьяна, Петровых, Слуцкого, Самойлова и даже Бродского, а еще многих других дышат друг другу в спину. Будто - спешат высказаться, а имена тем временем ищи в сносках и по ходу угадывай, где кто┘
Метафора названия почти традиционна для литературной Польши того времени (вспомнить хрестоматийный "кетман" Чеслава Милоша) - обряд непрямого высказывания. Так становится понятной нарочитая затемненность галчинского слова. Начинаясь интертекстуальной игрой в "Порфирионе Ослике, или Клубе святотатцев" 1926-1929 годов, где явно звучат мотивы плутовского романа и нота Апулея, уже в поздних стихах это иносказательство приобретает все более строгие очертания. Меняется предмет авторского отчаяния: от общекультурного - к личному, связанному с собственными разочарованиями.
Галчинского многие - вослед помянутому Милошу - и по сей день считают соцреалистом, шедшим на компромисс с властями и потому имевшим возможность печататься. Но у этих двух поэтов были свои отношения: Милош эмигрировал, Галчинский остался. Милошу дали Нобелевскую, Галчинскому - нет. Много белых пятен в этой дружбе-вражде. И логично, что составивший книгу Базилевский не стал акцентировать данную тему в комментариях, оставляя ее, надеемся, для отдельной статьи. Что же касается "Фарландии" как самодостаточного творческого документа - она выигрывает и за счет повестей, адресованных детям. В них (очень рекомендую "Млынека - кофейную мельницу") - андерсеновская естественность вымысла.
Галчинский, предполагаю, не знал иного бессмертия, кроме вещного. И потому столь населен его мир чашками, покрывалами, глобусами и тросточками с изящными набалдашниками. А в чем же еще и оставаться-то прикажете? Ведь все это - маленькие прибежища, спасаемые охранными грамотами первых ассоциаций. И нет в них ни красного, ни коричневого, никакого оттенка.
