Ян Шенкман Евгений Гришковец. Как я съел собаку и др. - М.: Издательский дом "Зебра Е", 2004, 174 с.
Евгений Гришковец. Рубашка: Роман. - М.: Время, 2004, 288 с.
Я никогда не видел его спектакли и не слышал его монологов. Я не театральный критик. Моя работа - читать. Читать, не попадая под магию личного обаяния. Когда человек талантлив, это элементарно. Тексты Высоцкого мне до сих пор хочется петь мужественно и хрипло, как Владимир Семенович. Никак не удается их прочесть, как стихи.
Не сравниваю таланты (было бы кощунственно и нелепо), но те, кто слышал Гришковца в начале его московской карьеры, говорят, что выходили из зала потрясенными и что-то важное понявшими про себя. С ростом популярности эффект стал ниже в разы. Зато теперь он культовая фигура┘
Похожая метаморфоза произошла и с литературной частью творчества Гришковца. В "Как я съел собаку" и предыдущих вещах он нов, наивен и откровенен. В "Рубашке" - это мое личное впечатление - расчетлив на грани фальши. Зато покрыт толстым налетом культовости и моды. У московского среднего класса, у квазиэлиты, состоящей из менеджеров и пиарщиков, не читать "Рубашку" сегодня - все равно что в восемьдесят седьмом не смотреть соловьевскую "Ассу".
Что же, собственно, изменилось? Наверное, все-таки автор. Ведь герой Гришковца - он сам, мало чем отличающийся от читателя. Обыватель, мещанин (не вижу ничего обидного в этих терминах). Человек стопроцентно заурядный, но пытающийся понять или хотя бы почувствовать в полный рост, что же это с ним происходит.
Тут я отвлекусь и приведу в качестве аналогии рассказ Михаила Веллера "Думы". Не люблю этого писателя, но рассказ действительно классный. Слесарю стукнуло сорок. Он мечтает об отпуске, чтобы хорошенько подумать и разобраться в себе. Прилагает неимоверные усилия, умащивает жену и начальство и действительно едет в отпуск. Ложится под раскидистой сосной и смотрит на облака. "Не думалось. Хоть ты тресни".
Вот об этом весь Гришковец с поправкой на время и социальный статус. А это, в общем, такие мелочи┘ Он бормочет и бормочет себе под нос, косноязычно, но искренне вспоминает заурядные куски жизни, пытается думать и додумывается неожиданно до самого главного. До мандельштамовского "неужели я настоящий и действительно смерть придет?". Понять это невозможно, но почувствовать можно вполне. Неужели мы настоящие? Как-то даже не верится.
"Мне так жалко того, которым я был раньше. Вот я хожу по городу, я его так знаю, я его так знаю, здесь вся моя жизнь, за его пределами у меня ничего нет и никого, почти никого, а сейчас я не чувствую его как город. Я его не чувствую┘ Я его вижу. И вижу строения, между ними дороги┘ в землю зарыты трубы, провода, люки кругом, чуть поглубже метро┘ Но на самом деле, относительно размеров планеты, не так уж глубоко, так┘ чуть-чуть. Много столбиков, тоже с проводами, фонариками, много деревьев. Но это не тот город, который я любил, или страна┘ Мне так жаль того мальчика, то есть меня, мальчика, который думал про себя давным-давно: "Господи, какое счастье, что я родился именно здесь! Вот родился бы где-нибудь┘ в Аргентине, и чтобы я тогда делал?"
Так говорит персонаж пьесы "Город". Что-то даже чеховское чудится в его монологе. Гришковец вообще работает на чеховской территории и делает это достойно. Если допустить, что чеховские интеллигенты превратились бы сегодня в пиарщиков, то аналогия вполне правомерна.
Тексты Гришковца всегда были позитивны. Внешне. А внутри - растерянный, никчемный, поверхностный человек. Человечек, вызывающий жалость. Он ныряет с головой в колодец жизни и понимает, что никогда ему не добраться до дна. И от этого становится страшно.
Так вот, в "Собаке" Гришковец таким человеком БЫЛ. А в "Рубашке" взялся его описывать. Разница как между Толстым и, извините за выражение, Достоевским. В "Рубашке" искренность Гришковца стала стилем. Иначе и быть не может, если пишешь роман (трудно освободиться от инерции этого жанра) и описываешь успешного и, несмотря на рефлексию, очень уверенного в себе тусовщика. Герой - архитектор, считающий деньги на вес, шляющийся по элитным кабакам в поисках простых радостей. Не позавидуешь, тяжело приходится человеку. А в центре повествования - рубашка, модный аксессуар. И платоническая любовь к условной светской красавице.
Гришковца будто кто-то вывернул наизнанку. Теперь у него снаружи - саратовские страдания, а внутри - патока, тусовочный позитив. Точь-в-точь как продвинутом фильме "Прогулка", по сценарию продвинутой Дуни Смирновой и с участием Гришковца.
В "прогулочном" жанре сделана и "Рубашка". Из реального, нервного и живого мира мы по воле писателя (а может, это времена изменились?) оказываемся в мире модных теней. К теням такого пошиба лично я испытываю смесь жалости и отвращения. Их духовного отца господина Гришковца, хорошего писателя, но слабого человека, тоже хочется пожалеть.
