Лев Пирогов Борис Носик. Свет в конце аллеи: Повести. – М.: Текст, 2006, 384 с.
Порекомендовали книжку Бориса Носика. «Это, – говорят, – традиционная русская проза... Тебе не понравится». По уши заинтригованный, сел читать.
┘Повесть называется «Вот моя деревня». Немолодой персонаж приехал в подмосковную деревеньку освежить воспоминания первой юности. Воспоминания такие: как хотел щупать за сиськи сговорчивую деревенскую девку, и она «дала», а он хотел большего, но она «не дала». И как мальчики мастурбировали в лесу – на спор, кто дальше брызнет. Текст повести старательно загажен матерными словами. Автору порядком за шестьдесят.
Деревенских жителей персонаж повести называет «эти люди». Живут «эти люди» так: лупятся в телевизор, поют матерные песни (тексты скрупулезно цитируются – без отточий), пьют какую-то гадость и гоняются друг за другом с ножами. Герой наблюдает за этим не без некоторого эстетского удовольствия – деревенские напасти его не ранят. Он прибыл сюда с той же целью, что и двадцать пять лет назад, – секс-туризм. Жалеет, что нельзя попользоваться приютившей его в своей избе женщиной – слишком стара...
Под конец все-таки находит подходящую. Пользуется и уезжает. А она, прощаясь, успевает нарисовать заманчивую перспективу: дескать, приезжай опять поскорее, а то я старая стану, а ты вот так-то на лужочке с дочерью моей повстречаешься... Нет, осчастливленная персонажем деревенщина не против, чтобы тот отымел ее дочку, – просто ей самой хочется. Персонаж обещает подумать. Правда, скромно уточняет, что он и сам уже староват, но баба заполошно машет руками: что ты, что ты! Ты молодой! Молодой! Не то что я!..
Этот эпизод с головой выдает «мотивы» автора. Он бы и сам хотел, как его персонаж, въезжать в деревню верхом на танке, и чтобы бабы ему «давали»: себя, своих дочек, курки, яйки... И при этом млели от удовольствия (еще бы, оросил их, скотин, духовностью), и поили млеком, и хвалили, что молодой...
Сексуальная озабоченность в зрелом возрасте свидетельствует о том, что человек так и не достиг чего-то очень важного в жизни. Довлатов писал, что женщины любят успешных мужчин не за богатство, а за те качества, которые позволили им этого богатства добиться. Здесь зеркальная ситуация – автор жалок не потому, что написал эту повесть, а потому, что он неудачник. У него гадко в душе.
Характерно, что Гоголь, Толстой, Шукшин, Астафьев, Белов, Лихоносов всегда настаивали на целомудрии русского народа, а противоречащие этому факты воспринимали как личную трагедию. Это нормально – так человек относится к своей семье. И напротив, живой интерес к срамным сказкам, матерным частушкам и диким деревенским традициям всегда демонстрировали советские и постсоветские «интеллигенты» смердяковского разлива. Они воодушевлялись всем этим и неустанно это пропагандировали. Для них Россия – как Карфаген, который обязательно должен быть разрушен.
P.S. Впрочем, ласково-антисоветская повесть «Наш старый парк» нудновата, но недурна.
