Евгения Чудновец: «Многие в тюрьме не понимали, как можно сесть за репост»

Вместе с мужем Алексеем Мясниковым, но при содействии органов власти Женя собирается помогать людям, ставшим жертвами уголовного преследования. Фото с сайта www.ura.ru

В интервью с обозревателем «НГ» Алексеем ГОРБАЧЕВЫМ Евгения ЧУДНОВЕЦ заявила, что совместно с властью хочет помогать согражданам, которые, как и она, стали жертвами уголовного преследования. Она высказалась за смягчение наказания вожатым детского лагеря Даниле Безбородову и Татьяне Куршевой (три и шесть лет лишения свободы соответственно), действиями которых ранее была возмущена в связи с видеороликом, на котором фигурировал девятилетний малыш со спущенными штанами и карандашом между ягодиц. Со слов мальчика, он стал жертвой насилия со стороны вожатых, которые в итоге и получили столь суровые сроки на основе его показаний. Сама Чудновец разместила это видео у себя на странице в соцсети якобы с целью обратить внимание правоохранительных органов на самое настоящее издевательство над ребенком, за что и поплатилась: следствие увидело в ее действиях распространение изображений с детской порнографией, и в итоге Евгению приговорили к шести месяцам лишения свободы, позже этот срок был снижен на один месяц. Однако, как теперь выясняется, в этой истории далеко не все однозначно.

– Евгения, связывались ли с вами родители мальчика, за которого вы попытались вступиться, как оказалось, ценой своей свободы? Известно ли вам что-то о судьбе ребенка?

– Я очень удивилась, когда мама ребенка, в отношении которого я действительно пыталась добиться справедливости, обратилась в суд, призвав вдвое увеличить мой срок, с полугода до года. Она очень негативно настроена в отношении меня, и после этого мне с ней на контакт как-то нет желания идти. Хотя, если уж и говорить о распространении порнографии, я считаю, что ребенок, видимо, стал жертвой ее засилья в Интернете. Ребенку девять лет, скорее всего он захотел себя развлечь и сделал запрос в Интернете на слово «игра». А ему такие игры там выпали, что даже у взрослого может поехать крыша.

К ответу на вопрос подключается муж Евгении Чудновец Андрей Мясников, который заявил о том, что ребенку и его семье необходима помощь социальных служб: Конечно, нельзя придавать все подробности огласке, но надо все-таки обратить внимание на семью, обратиться к каким-то ведомствам, чтобы помогли этому ребенку. Мы знаем, что маму пыталась бабушка лишить родительских прав, так как ребенок подвергался избиениям. Было много других случаев, в общем, у ребенка, мягко говоря, не все хорошо, и это очень пугает.

– Как вы считаете, ваш приговор – это все-таки ошибка конкретного судьи или проблема системы в целом?

– Я считаю, что и так, и так. Находящиеся в системе правосудия люди потеряли контакт с человеком, его нужно восстановить и быть более участливыми по отношению к судьбам людей. Хотя бы вникать в принципе, кто из тех, кто находится на скамье подсудимых, мог совершить преступление, а кто нет.

– Если бы вы сейчас встретились с судьей, что бы вы ему сказали?

– За что?! Зачем, господин Борычев?! Почему так, почему нельзя было оправдать, ведь очевидно, что у меня не было намерений распространять детскую порнографию. Но, видимо, система, у нее такое пагубное влияние на людей.

– Вы говорили, что ваша посадка – это изначально была провокация. А кто ее мог организовать?

– Я думаю, местный предприниматель Эрнст Данелян в сговоре с судьей Борычевым. Они ходят к друг другу в гости, шары гоняют на бильярдном столе. Они вполне могли об этом договориться, давай, мол, закроем ее на полгода.

– Чем вы ему, Данеляну, не угодили?

– Я ходила в магазины, аптеки Катайска, на почту, и там, где видела несправедливость, старалась это исправить. Выставляла видео на Youtube, и для них это было позорно – когда ты оказываешь человеку некачественную услугу или продаешь некачественный товар, а тебя потом в Интернете выставляют. Эрнст Данелян начал с хамства в мой адрес в сети.

– Этот ролик в итоге нашел он?

– Хм, нашел? Ну-ну, пусть будет «нашел», сейчас это распространенная версия. Так вот, прекрасно понимая, что за ребенок изображен на этом видео и как его зовут, он позволил себе это видео не только выложить, но и шантажировать им вожатых и руководство лагеря, где произошел инцидент.

– А для чего он это делал?

– Есть версия, что он шантажировал директора лагеря, чтобы снять ее и самому занять этот пост. А цель шантажа вожатой для меня загадка, я собираюсь к ней поехать и выяснить это.

– Вы думаете, что вожатые Данила Безбородов и Татьяна Куршева, так же как и вы, были осуждены незаслуженно?

– Их посадили не по той статье. Куршевой вменили насилие над ребенком, которого, по моему мнению, не было. Ее дело нужно пересмотреть и оставить только одну статью – изготовление роликов порнографического содержания, ведь момент снятия видео все-таки был. А Безбородов, которого обвинили в насилии над ребенком, не виноват, никакого насилия не было с его стороны, его вообще нет на видео. Его нужно выпустить немедленно и оправдать.

– Должен ли пользователь нести ответственность за репост информации в Интернете?

– Подвергаться наказанию за ту или иную безнравственную информацию должен ее создатель, сайт, ресурс, на котором она размещена. Но никак не пользователь, высказавший мнение лайком или репостом. Репост вообще, по моему мнению, нельзя считать распространением, ведь то, что он появился в новостях у друзей, не значит, что они его прочитали. И значит, вред от репоста абстрактен и недоказуем. К тому же кнопку репоста можно нажать случайно, и это может сделать ребенок или недоброжелатель, решивший вас посадить.

– Как к вам относились сокамерницы и надзиратели, влияло ли на их отношение к вам то обстоятельство, что ваш случай был нашумевшим, а приговор – явно неправосудным?

– Отношение было разным. Многие не понимали, что такое репост и как вообще за него можно сесть. Иногда были конфликты и стычки, приходилось людям объяснять, разговаривать.

– Чем вы будете заниматься, помимо правозащитного проекта? Планируете ли вы возвращаться к работе в детском саду и чем вообще планируете зарабатывать на жизнь?

– В детский сад я не вернусь точно. Меня называют воспитателем, а я воспитателем не являюсь. Я являюсь работником детского сада, дворником. Меня туда устроила мама, так как на этой должности там некому было работать. И мы с бывшим мужем разгребали дорожки от снега. А потом журналисты подумали, что я воспитатель, когда я сказала, что работаю в детском саду, и с этого все пошло. Что же касается других занятий и способов заработка, до тюрьмы мне доставляло огромное удовольствие шить игрушки для малышей и продавать их. Мне до сих пор пишут, и заказы поступают. Думаю, что возобновлю эту деятельность.

– Ваш случай в очередной раз показал, что за решеткой может оказаться кто угодно. Можете ли дать какой-то универсальный совет человеку, оказавшемуся в тюрьме?

– Система не любит, когда жалуются. То есть ваши жалобы примут, но на них не будут реагировать. Единственное, почему со мной получилось иначе, потому что я предала огласке то, что происходит внутри этой системы. Мой муж, опубликовав мою информацию, защитил меня, и ко мне стали относиться более осторожно. Внутри ничего добиться невозможно, только снаружи. Я думаю, что с помощью моего правозащитного проекта мы будем это исправлять. Когда в изоляторы и колонии приходят общественники, это, конечно, очень серьезно влияет на ситуацию. Что касается межличностных отношений, лучше помалкивать и ничего не рассказывать: ни про статью, ни про то, что было на самом деле. И не кричать, что ты невиновен, потому что там все считают себя невиновными. Люди давно сидят, обозленные и ожесточенные.

– Насколько велика роль гражданского общества в вашем освобождении? Кому бы хотели выразить особенную признательность?

– Хронологию мне сложно восстановить, как все развивалось, я пока не успела разобраться со всем объемом информации и комментариев о моем деле. Но когда мне сказали, что мое имя звучало на пресс-конференции Путина, для меня это было, конечно, очень классно.

– Какие дни были самыми сложными для вас за решеткой, когда вы поняли, что отрезаны от всех каналов и средств связи?

– Сначала я себя почувствовала ужасно. У меня все ценности начали рушиться. Ведь я боролась за справедливость, за людей всегда. И тут меня судьи закрывают за решеткой. Для меня, конечно, было диким шоком, что это в принципе может случиться и случилось именно со мной. И я уже тогда понимала, что будет очень тяжело выбраться оттуда, почти нереально. Но смириться я с этим тоже не могла. И поэтому я просто молчала. И плакала. И писала письма своему любимому молодому человеку. n