Сергей Шулаков Из книги Бориса Галенина «Царская школа», рассчитанной не только на академических специалистов, читатель узнает, что по переписи российского населения 1897 года ученых и литераторов в России было 3296 душ; художников, музыкантов, актеров – 18 254; врачей и начальников лечебных учреждений, «в том числе военных и зубных» – 18 802, да еще 49 460 фельдшеров, фармацевтов и акушеров, плюс 2902 ветеринара; чиновников гражданских ведомств – 151 345. А в 1980-е годы насчитывалось 16 млн специалистов с высшим образованием и мизерной зарплатой, и «раздувание интеллектуального слоя… уперлось в некоторые естественные ограничения».
Столкнувшись лоб в лоб с подобной книгой, начинаешь понимать, что хоть сетования на упадок книгоиздания и оправданны, а катастрофа все еще не наступила, и всякий гуманитарий еще может найти издательский шедевр на свои вкус и специальность. Счастливы были три с небольшим тысячи ученых и литераторов Российской империи, для них, избранных, работала русская книжная промышленность и изрядная часть европейской. Но и миллионы, и тьмы и тьмы нашего брата-интеллектуала, живущего в постиндустриальную и, даже, как говорит Френсис Фукуяма, постисторическую эпоху, троекратно счастливее. Словно зачарованные, перелистывая не какой-нибудь детективный роман, а умную книгу в добротной и стильной обложке, мы можем предаваться раздумьям: отчего нас так много? И чем все это закончится?
Дарья Гармоненко 