Дмитрий Нечаев
Фото с официального портала органов власти Воронежской области
В рамках первой, плюралистической, теории рассматривается положение, согласно которому гражданских инициатив должно быть множество, они выражают интересы различных социальных групп и, следовательно, рассматривают друг друга как конкурентов за право обладания тем или иным ресурсом, в том числе и полученным от власти. При этом ни одна из гражданских инициатив не может заявлять о своей исключительной монополии на диалог с властью, на получение от нее особых преимуществ. В этом случае представительство интересов, характер влияния на госструктуры, получение определенных возможностей детерминируется жесткой конкуренцией среди них. Выигрывает тот, кто определился как сильнейший.
Корпоративистская теория ориентируется на существование определенной системы представления интересов, элементы которой выстроены в определенную иерархию. Именно с такими элементами ведет диалог власть, иногда эти элементы выстраиваются государственными структурами. В этом случае ангажированные общественные организации наделяются почти монополией на представительство интересов в своей сфере, а государство в лице чиновничества в обмен получает некий контроль за выдвижением их требований.
Очевидно, нет смысла говорить, в рамках какой теории формируются прикладные практики федеральной власти в отношении представительства интересов. Гораздо любопытнее процесс строительства имитационных конструкций в рамках корпоративистской теории, который происходит в российских регионах. Причем конструкции-посредники растут как грибы после дождя, а сама власть субъекта Федерации и органы местного самоуправления четко позиционируют данные структуры как настоящих представителей гражданского общества.
О ком и о чем идет речь? Да ладно б только разговор мог вестись об Общественных палатах в регионах России. И здесь нет особого различия между Общественными палатами Белгородской, Тамбовской или Липецкой областей. Хотя большинство ученых-политологов, говоря о подобных конструкциях, называют их «фасадными», «имитационными», «институциональными чудо-юдо» и др. Разумеется, с этим можно соглашаться, а можно нет. Но когда вслед за Общественными палатами создаются аналогичные им, близкие по сути структуры, то естественно возникает вопрос: «А к чему, собственно говоря, они? Какие цели стоят перед ними? Не нагромождают ли региональные власти искусственные и малоэффективные конструкции-посредники на теле регионального гражданского общества?»
Но дальше всех, во всяком случае, в регионах Центральной России, пошли в Воронежской области. Вслед за региональной Общественной палатой, о которой почти три года общественность практически ничего не слышала, местные власти инициировали формирование Национальной палаты, благодаря которой правительство области создало комфортную площадку торпедирования инициатив диаспор и культурно-национальных автономий. Резонансным стало инициирование Большого совета НКО (в области 9 тыс. некоммерческих организаций, из которых только 400 были представлены в совете). Создание данного совета породило не прилив энтузиазма, а скорее апатию людей, вошедших в него.
Правда, с момента проведения совета прошло два месяца. Наиболее активные из общественных деятелей спрашивают, когда же реально начнет работать совет. Но их вопросы остаются без ответа. Не так давно региональный представитель организации «Голос» Наталья Звягина написала в своей колонке в одном из электронных СМИ: «Большой совет НКО. Все запущено!» И эта фраза как никакая иная говорит об отсутствии обратной связи гражданских активистов и региональной власти. Более того, о замораживании общественной деятельности, когда нагроможденные конструкции не дают идти наверх требованиям социальных групп в лице гражданских инициатив.
Да и не до них сейчас. С подачи областного правительства в регионе идет создание общественного горсовета в рамках миллионного города. Нагромождение гражданских конструкций продолжается. Но будет ли от этого толк?
Воронеж
Дарья Гармоненко 
