Юрий Ревич
Владимир Арлазаров: «В чем состоит востребованность задачи распознавания речи, если ее решение никто не готов финансировать?»
Фото автора
– Владимир Львович, в 60–70-е годы прошлого века на направление искусственного интеллекта (ИИ) возлагались большие надежды. В чем они оправдались, а в чем не оправдались? Что такое ИИ сегодня?
═
– Надежды – не то слово, которое следовало бы тут употреблять. Тогда обсуждались в том числе и чисто философские вопросы: может ли машина мыслить? На волне становления вычислительной техники, борьбы за кибернетику как самостоятельную науку этому придавалось большое значение. Честно говоря, мы, разработчики, этому такого значения никогда не придавали. В сущности, вопрос можно сформулировать так: есть ли у человека что-то божественное или его мозг – просто механизм переработки информации? Это вопрос веры, а не науки или техники. На практике такой задачи – «построить искусственный мозг, который будет как человек» – не существовало.
Но одновременно с обсуждением этого вопроса началось выделение некоторых задач, которые объединили под общим названием «искусственный интеллект». Мы понимали, к каким задачам реально приложимы проблемы, которыми мы занимались. И в этом смысле ожидания, на мой взгляд, более чем сбылись.
Например, задачи распознавания сегодня применяются в огромном количестве приложений – это системы распознавания текстов в быту, аэрофотоснимков в сельском хозяйстве, аналогичные задачи в промышленности, в военной технике┘ Расхожей тематикой стали экспертные системы – в медицине, в задачах управления сложными объектами. Игровые задачи и, главное, переборные механизмы, которые были найдены в процессе решения игровых задач, сегодня находят самое широкое применение.
═
– Позвольте с вами не согласиться. Если взять задачи распознавания, то та же задача «отличить кошку от собаки» не решена до сих пор. Или такой пример, попроще: пусть есть картинная галерея и надо отобрать все картины с женскими образами. Как с этим делом?
═
– Вот к этой задаче мы на подходе. Очень далеко продвинулись, и если бы эта задача была востребована┘
═
– Но она очень даже востребована! Вот проблема идентификации террористов – стоит видеокамера в людном месте, нужно выделить тех людей, которые введены в базу данных┘
═
– Востребованность научная и востребованность общественная – это разные вещи. Мы еще лет 15–20 назад, в середине 80-х, утверждали, что если бы была нужна машина, которая обыгрывает человека в шахматы, то такая машина была бы создана. И она была создана, но не за годы, а за десятилетия, потому что ее реальной востребованности обществом не было.
Лет десять назад я собрал представителей всех силовых ведомств и предложил: вот есть задача распознавания речи, и мы вплотную подошли к промышленному решению этой проблемы. Кто готов финансировать? Оказалось, что никто. Так в чем состоит востребованность задачи распознавания речи, если ее никто не готов финансировать?
Задача распознавания лиц террористов – она даже не поставлена, как надо. Никто не сказал, что если бы мы сейчас предложили, как распознать лицо из массы похожих, то это легло бы в основу крупных серьезных промышленных систем борьбы с терроризмом. Нам бы такого хотелось – но этого нет.
═
– Вопрос из другой области: программа «Электронная Россия» – в какой части это реально осуществимо и в какой части действительно актуально?
═
– «Электронная Россия» – программа очень ограниченного радиуса действия. При всем своем звучном названии это всего лишь программа, направленная на то, чтобы в работу органов государственной власти, и даже не власти – отдельных властных структур, внести как можно больше элементов информатизации. И вопроса о том, приносит ли что-то «Электронная Россия» на практике, не стоит – конечно, приносит. Например, если говорить об открытости органов власти, то она, несомненно, повысилась – вы можете зайти на сайт любой государственной организации и довольно много про нее узнать, а еще недавно большинство из этих контор были для нормального человека абсолютным черным ящиком.
Вот чего мы не дождемся – это чтобы проблемы простых людей государственными организациями решались регулярно и своевременно. Но тут никакая «Электронная Россия» не поможет, и ждать от нее этого не следует.
═
– Президент России Владимир Путин в конце октября достаточно жестко и однозначно высказался на заседании Совета по науке и высоким технологиям по поводу недостаточного практического выхода от фундаментальных академических исследований. Как вы считаете, какие реформы науке нужны и какого «выхода» надо ждать?
═
– От науки выход был, есть и будет независимо ни от чего. В этом деле есть два аспекта. Первый – очень простой. Советская власть пыталась разрушить Православную Церковь. Ей это не удалось. Нынешняя власть пытается разрушить науку. Ей это тоже не удастся.
═
– А что же нужно делать?
═
– А ничего не нужно. Мое мнение – наука, по крайней мере последнее пятилетие, возрождается, и все, что нужно, – это ей не мешать.
═
– А государственное финансирование?
═
– Разумеется, государство должно поддерживать те направления, которые сами себя не могут поддержать. Но государство науку поддерживало, поддерживает и будет поддерживать – не потому, что ему нравится, а потому, что ни одного шага без науки оно сделать не сможет. А мы говорим о кампании, которая ведется. Она не за науку и не против науки, а за те 400 зданий, которыми владеет Академия наук, – это совершенно прозрачно и ни для кого не является секретом.
═
– Но профессор, который получает 7000 рублей, – это довольно смешно звучит┘
═
– Конечно, смешно. А почему профессор должен получать 7000 рублей? Среди тех, кто получает 7000, много настоящих ученых, и мы стараемся их по возможности привлекать. Если бы нам меньше мешали, мы бы привлекали больше. А больше ничего делать не надо.
Дарья Гармоненко