Константин Михайлов
Перемен боятся. Хотя не признаются в этом.
К.Юон. Новая планета. 1921 г. Государственная Третьяковская галерея
Перемен в России хотят все. Объясняется это, однако, не только наличием свинцовых мерзостей жизни. Понятно, что любые серьезные перемены требуют от человека смелости – а кто готов публично признать себя трусом?
Из этого же обстоятельства следует, что искренних приверженцев подлинных изменений не так уж и много. И встречаются они чаще всего среди тех, кому «положено» быть смелыми: это молодежь или вообще динамичные люди, оказывающиеся обычно более материально состоятельными, чем другие.
Стремительный прогресс и извилистый путь
В то же время эпоха всеобщего избирательного права и массовой культуры основана на идеологии прогресса – читай тех же «перемен». То есть непрекращающиеся изменения – это любимое развлечение толпы. Все вокруг нас должно меняться с головокружительной скоростью: лидеры мнений, бестселлеры и блокбастеры, модели причесок и телефонов. Законы маркетинга, революционный пафос, «клиповое сознание» – явления одноприродные, и нынешнее полное их слияние закономерно. Ключевая характеристика подобных перемен: они всегда вокруг нас, а не внутри. Стремление к внешним изменениям вроде бы говорит о нашей смелости – при этом оно относительно безопасно и не требует особого напряжения.
В то же время разумный человек понимает, что в нем что-то реально меняется, развивается, преодолевается не в момент свадьбы, назначения директором или избрания депутатом, а только тогда, когда он находится наедине с самим собою. Вехи и катаклизмы способны лишь проявить, зафиксировать плоды уже совершенной душевной работы, иногда – подтолкнуть к дальнейшей внутренней борьбе.
Наблюдение, касающееся отдельного человека, всегда применимо и к обществу. Только в период двадцатилетнего застоя и только в советских НИИ, не востребованных реальной экономикой, идеализм и бескорыстие могли развиться до той степени, которая позволила нам мирно отказаться от злой власти над половиной Земли. Да и явление самого Горбачева – может быть, не слишком прозорливого, зато от своей наивности не ставшего «кровавым» – невозможно объяснить без учета того, что был он воспитан и образован в рамках марксистской доктрины, тоже не связанной с объективной реальностью, а с годами приобретшей вполне вегетарианские черты.
Однако и нечеловеческая жестокость бизнеса или кричащая беспринципность интеллектуалов – черты, проявившиеся вроде бы вдруг, – долго-долго вызревали в тех же парткомах, госснабах, общепитах и особенно – в комсомоле. Такая вот диалектика.
Что можно разглядеть лицом к лицу
Вероятно, столь же незаметные, но большие изменения прорастают и под спудом нынешней «стабильности». Судить о них много сложнее, чем делать выводы относительно прошлых десятилетий. Но пытаться – обязательно, чтобы будущее принесло меньше неожиданностей.
Сначала о хорошем. Постепенно, медленнее, чем хотелось бы, но неуклонно отступает главная несправедливость нашего общества – бедность работящих и хорошо образованных людей: врачей, учителей, офицеров и вообще – специалистов.
В один прекрасный день мы обнаружим, что средний класс перестал быть воплощением цинизма и дурного вкуса, и это должно привести к грандиозным интеллектуальным, политическим, экономическим, в целом – цивилизационным сдвигам.
Однако не все так оптимистично. «Цезаризм» нынешнего российского жизнеустройства, когда ни одно телодвижение в стране не может быть осуществлено без санкции Первого лица, не позволяет России преодолеть самое тяжелое наследие советской эпохи – полную атомизацию общества. А без доверия между людьми шаток бизнес, не с кем идти в разведку и вообще – невозможны очень многие явления в жизни: ни политический средний класс, ни даже демографический подъем.
Впрочем, винить Путина в наших собственных лени, неразумии, черствости – это тоже «попса» прогрессистского свойства. Ведь не он же велел нам после школы никогда не перечитывать «Капитанскую дочку», где все вышесказанное суммируется простыми словами Петруши Гринева: «Лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений».
