Русский крест.
Фото автора
Набор черно-белых открыток начала века. Прошлый век, чуть в дымке, запечатленный загадочной и неведомой фирмой «Фототипiя Шереръ, Наогольцъ и Ко., Москва». И сегодняшний Торжок – начала ХХI века.
Если попробовать совместить две эпохи, словно силуэты, то многое из того, давнего, легко обнаруживается и в этой слегка пасмурной, как-то посконной оторопи. Или в безмолвном ожидании – словно не город, а то, что от него осталось, ищет ответа на вопрос: что же будет дальше? И будет ли?
«Варшавскiй магазинъ С.А.Паричка», «Drguerie R.V.Klika», «Почтовая контора», «Каланча», «Городской бульваръ». «Городской бульвар» с гуляющими дамами в кринолинах и шляпках. На некоторых репринтных того века подарочных открытках даже отпечатались надписи: «Милый и дорогой Боря кръпко цълую тебя и поздравляю съ Ангеломъ. Папу, маму, Върочку, Надю и Васю поздравляемъ съ дорогимъ именинникомъ. Ася, Федя, Маничка и бабушка». Или вот: «Кому: Его Превосходительству Александру Николаевичу Щербачеву».
Время, как бабочка, вспорхнуло, завороженная даль мигнула молнией, и вот всех этих Ангелов и поцелуев нет как не бывало. Его превосходительство вымер, как мамонт. Слова выветриваются, буквы выцветают, фамилии забываются. Читатель любит картинки и экшн. Я же все время хочу задержаться в другом времени. Но время – вещь скоропортящаяся. Милый, дорогой давно истлели, их Ангел теперь работает на кладбище ночным сторожем. Улетучились, как дым, яти, еры и десятеричные. Дамы в кринолинах, словно диковинные насекомые в музее под стеклом – или вот на открытках. И когда я нахожу на набережной здание магазина Р.В.Клика, оно, как ни странно, уцелело, то боюсь дышать. Внизу, на первом этаже, как и век назад, «Аптекарскiй и парфюмерный магазинъ». Мне кажется, я перепутал эпохи и попал во временной зазор, но┘ публика уже другая. И я возвращаюсь с открытки прошлого века – в этот.
Вот так и брожу по Торжку, перелетая из настоящего в прошлое и обратно. Пасмурная оторопь обволакивает, как сон. Наверное, именно поэтому, а может, и не поэтому, а просто так – в Торжке хорошо спиваться. Медленно, бесповоротно, в угловой квартире угрюмого серого дома с осыпавшейся штукатуркой. С беспомощно торчащей, расхристанной, словно швабра на крыше, антенной. С голубями, гроздью облепившими обрывок водосточной трубы.
Обязательное условие – угловая квартира, чтобы она словно бы располагалась на перепутье или перекрестке. Кухня выходила бы во двор с сараями, собачьей конурой, старыми застывшими в параличе качелями, голой и бесприютной осиной, кустами шиповника. А комната на улицу и на соседний дом с обледенелым подоконником, стучащим, словно зубы в ознобе. Чтобы шумели машины, матерился дворник и заполошно лаяла собака┘ На каком-нибудь пограничье между вымыслом и реальностью, сном и явью, ночью и днем. И обязательно с магазином «Продукты» на первом этаже, чтобы бегать было недалеко. И чтобы из окошка был виден Борисоглебский монастырь. Вернее, все, что от него осталось. Выеденные временем, словно кариесом зубы, стены. Колокольня и две башенки. Или хотя бы одна из них: Надвратная Нерукотворного образа Спасителя. Церковь и колоколенка в одном лице.
Ее вострый шпиль, словно перст судьбы, пробадывающий небосвод, жест отчаяния и мученичества. В этот жест не веришь, пока не подойдешь поближе. Проберешься украдкой вдоль бетонного забора, сарая с ржавым замком, дверью, на которой наклеена предвыборная афиша: «Ему доверяют! С ним хотят работать! Кандидат на должность Главы города Торжка». И фотография кандидата. По-бульдожьи волевой подбородок, прищуренный глаз, взявший на мушку тех, кто еще не хочет с ним работать.
Профиль колокольни прост, четок и даже несколько прямолинеен, но суровая строгость линии завораживает, словно расползающийся по швам пейзаж острой иглой наживили на нитку. И надо всей серой неустроенностью воцаряется Ангелъ с открытки. Воздушная грациозность небольших полуколонн и колонн, ротонды, портика, боковых флигелей, пилона, серый ажурный слепок с которых преследует как болезненное, но сладостное наваждение, ткет над Торжком причудливый золотошвейный узор. Благо златошвеи не перевелись. Узорочье башенок и шпилей Торжка – нотная запись либретто к спектаклю «Минувшее». Манерная, томная, как летние сумерки. Когда прежнего Торжка не станет, его еще лет сто–двести можно будет собирать, как мозаику или пазлы.
Лучше всего сохранилась Михайло-Архангельская – белая пятиглавая с синими в звездах маковками – церковь. Два осколка русского классицизма – Спасо-Преображенский собор, построенный Карло Росси, и Входоиерусалимская церковь. Название-то какое – Входоиерусалимская! Старозаветное, громкое, как трубный глас. Как пить дать, не обошлось без соперничающих купеческих кланов. Какие-нибудь Семибрюховы решили оставить память о себе, и тут же Свиньины, или Оглоблевы, или Пожарские поскакали на перекладных с мешком денег к Росси в Питер. Оба храма появились в 1842 году. Пожарские вызывают ассоциации с Пушкиным. Сейчас доберемся и до Александра Сергеевича. Но пусть Пушкин еще побудет в Твери:
У Гальяти иль Кольони
Закажи себе в Твери
С пармезаном макарони
Да яичницу свари.
От Твери до Торжка часа полтора на автобусе, которого во времена Пушкина, понятное дело, не было. От Москвы до Торжка было два дня ходу на перекладных. Стало быть, от Твери до Торжка – чуть менее суток. Пусть покуда он полакомится макаронами с тертым пармезаном. Единственное, чего не могу понять, зачем яичницу варить? Либо речь о вареных яйцах?
Итак, Карл Росси и Николай Львов. Картинка на сообразительность: найдите 10 отличий.
На противоположном берегу Тверцы как раз и располагался трактир, который обессмертил в письме к Соболевскому Пушкин. Рано позавтракав макаронами, поэт покатил дальше. И к вечеру был в Торжке. Понятное дело, голодный:
На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай (именно котлет! – И.М.)
И отправься налегке.
Пожарский – содержатель трактира. Его дочь перестроит трактир под гостиницу. Гостиница до наших дней не дожила. Сгорела лет пять назад. Недавно дотла чуть было не выгорел двухэтажный домик на набережной с майоликовой мозаикой – памятник русского модерна┘ Модерн в Торжке выцвел, как старая открытка, полустерт, засижен мухами. Как и прежний Торжок не похож на то, что от него осталось. Поющие руины, воспоминания и набор открыток «ПРИВ─Т ИЗЪ ТОРЖКА»┘