0
3566
Газета Стиль жизни Печатная версия

10.10.2018 17:38:00

Храп на все континенты

Вседозволенность вместо свободы

Саша Кругосветов

Об авторе: Саша Кругосветов (настоящее имя Лев Яковлевич Лапкин) – прозаик, эссеист, финалист премии «Нонконформизм-2016», «Нонконформизм-2017» и «Нонконформизм-2018».

Тэги: карелия, петрозаводск, церковь, кондопога, поджог, подростки, памятник, хрущев, ленинград, дети, наум коржавин, свобода, воспитание


карелия, петрозаводск, церковь, кондопога, поджог, подростки, памятник, хрущев, ленинград, дети, наум коржавин, свобода, воспитание Мы дети тех, кто недоспал свое… Василий Перов. Спящие дети. 1870. ГТГ

Это было в начале 60-х. В конце сентября мы с товарищем уехали на неделю в Карелию.

Поезд прибыл в Петрозаводск в пять утра, через два часа на «Метеоре» мы уже направлялись в поселок Великая Губа. Оттуда собирались пройти по северному побережью Онеги, посетить несколько деревень, увидеть деревянные церкви, которых не было в туристических справочниках, сделать зарисовки.

Впечатления были странные. Совсем недавно здесь была жизнь. Люди занимались рыболовством, пушным промыслом, держали скотину, птицу. Теперь все ушли. Привели в порядок крепкие еще дома, помыли полы, привязали к причалам лодки и ушли. Мы бродили по пустым улицам брошенных деревень, заходили в пустые церкви, фантастически красивые, летящие деревянные храмы, расположенные на вершинах пригорков и холмов. Удобная для жизни, обжитая планета Русского Севера, почему-то оставленная людьми.

Под вечер в одном из таких поселков у самой воды мы нашли баню по-черному. Внутри прибрано, рядом аккуратно сложены дрова – видимо, для таких, как мы, случайных путников.

Переночевали в бане, а наутро двинулись дальше. Глубокие колеи залиты водой. На дороге – ни человека, ни машины. Холодно, накрапывает дождь, до ближайшей деревни больше пятнадцати километров. Там, нам говорили, сохранилась кузница XIX века с горном и мехами. И люди живут. Как они там живут вдали от всего мира, по дороге ведь не проехать? Слышен вой волков. Решили – все равно пойдем. Сентябрь – вряд ли в это время волки нападают на людей. Взяли в руки палки – смешно, конечно, а что еще оставалось делать?

Всю дорогу нас сопровождали белые грибы, выстраивались на обочине, как оловянные солдатики, и отдавали честь. Никого не интересуют эти грибы. Может, потому, что далеко до жилья? Эх, собрать бы да привезти в Ленинград – так ведь не довезти. Какая красота, ложились между грибами и плакали от счастья.

Добрались наконец до поселка, поговорили с жителями, кузницу нашли на краю деревни. Ворота настежь, инструмент, наковальня, горн, меха – все на своих местах. Немного поржавело, лежит нетронутое со времен царя Гороха.

Ночевали в Доме колхозника в Великой Губе в большой комнате на десять мест. Рядом – водители и другой довольно брутальный командировочный люд. Кто-то пьет чай, кто-то сушит грибы над буржуйкой. Наконец-то тепло и постели с чистым бельем, можно помыться и одежду просушить. Позади длинный путь, много впечатлений. Теперь спать. Завтра утром – в Петрозаводск.

Не тут-то было! Проснулись мы от грохота и рева, было ощущение, что рядом проходит танковая колонна. Оказалось, это храп. Апоплексичного толстяка разбудили соседи и строго предупредили. Только уснули – история повторилась. Так было несколько раз. Под утро виновника, который уже плакал от обиды и отчаяния, выпроводили в какой-то чулан.

В Петрозаводск приехали рано. Впереди целый день, решили на перекладных добраться до Кондопожской церкви Успения Пресвятой Богородицы постройки 1774 года. 42 метра высотой, самое высокое деревянное строение Карелии.

Вот что писал о ней академик Ополовников: «Нет ей равных среди деревянных шатровых церквей. Единственная в своем роде, эта церковь – лебединая песня народного зодчества, пропетая с такой силой, что после нее любой звук кажется слабее и немощнее».

В 50-е годы церковь прошла реставрацию. Летом 1960-го была взята под государственную охрану, стала филиалом городского краеведческого музея.

Когда-то рядом с Успенской церковью стояли еще два деревянных здания, которые исчезли в советское время. Шатровую колокольню разобрали в 1930-м, Зимнюю церковь Рождества Богородицы – в 60-е годы, мы ее уже не застали. Успенская церковь осталась одна.

Поездка в Карелию произвела на меня неизгладимое впечатление и, возможно, незаметно повлияла на мою дальнейшую жизнь.

Впоследствии я узнал о том, что замечательные храмы, которые нам удалось застать еще на берегу Великой Губы, сгорели. Туристы зимой заходили в неохраняемые церкви погреться, разводили костры, уходили… А церкви потом сгорали.

Кто тогда думал о каких-то деревянных храмах в брошенных деревнях? При Хрущеве в Ленинграде были уничтожены: храм на Греческой площади (снесен в 1962-м как «малохудожественный»), Троицкий собор в Стрельне (взорван в 1960-м), я сам был свидетелем взрыва и расчистки развалин Спаса на Сенной в 1961-м.

О кузнице мне сказали, что она сохранилась – перенесена в Кижи. Возможно, сохранилась совсем не та, не «наша» кузница. Позже я побывал в Кижах, мне показалось – та же самая – та, что видел раньше. Так что неизвестно… Но Кондопожская-то церковь жива.

Всю жизнь у меня продолжался роман с этой церковью. Часто вспоминал о ней, показывал друзьям зарисовки. В начале 2000-х мне довелось еще раз добраться до Кондопоги. Впоследствии в книге «Светящиеся ворота» я написал об этой поездке:

«Деревянная церковь XVIII века. Я позабыл дорогу к ней. Долго блуждали мы по заливчикам и берегам недалеко от маленького карельского городка. И все-таки нашли ее. Потемневшее дерево. Черное серебро осиновой щепы на крышах, куполах и скатах. Ветхие лестницы. Убогий алтарь. Он пел нам какую-то незнакомую песню из далекого прошлого.

Озадаченные, мы вышли из церкви. Потом обернулись, чтобы еще раз взглянуть на нее перед отъездом. Церковь стояла в конце полуострова с крутыми берегами. Опять услышали тихое пение – кто это мог петь, чье это было пение? И тогда мы все увидели и поняли. Церковь слилась с крутыми косогорами берегов, падающими к узеньким пляжам огромного, как море, северного озера. Стройная, неестественно высокая, она взлетала. Мы стали свидетелями вознесения, Успения Святой Девы Марии. Вместе с храмом мы тоже улетали к небесам».

10 августа 2018 года Успенский храм поджег 15-летний подросток, называющий себя «сатанистом».

Церковь сгорела. Вместе с ней погибла часть всех нас.

Церковь стояла на удивительном месте. Напоминала свечу у алтаря величественной Онеги. Она словно обращалась к нам: «Смотрите, люди! Здесь живет Господь, здесь Рай на Земле, здесь последнее место, где еще жива святая Русь…» А теперь ее нет.

Кто бы ни сжег ее – по неосторожности или злому умыслу, он совершил чудовищное преступление.

Возникают вопросы. Почему не было сторожей, средств пожарной защиты и сигнализации? Кто вообще отвечал за охрану памятника культуры – краеведческий музей, православная церковь, которая проводила там службы, или Министерство культуры? Почему пожарные машины прибыли без воды? Как защищены другие памятники русской культуры? Почему достаточно одного малолетнего фрика с канистрой – и нет уникального памятника культуры, истории, зодчества?

Но есть и совсем другие вопросы: почему появляются такие мальчишки, для которых плевое дело – сжечь памятник архитектуры, построенный нашими талантливыми пращурами? Почему в школах и вузах процветает АУЕ, почему банда подростков в Таврическом избивает прохожих? Не мы ли, взрослые, сами в этом виноваты? Увлеклись тотальным либерализмом, идеями детей травы и цветов, акционизмом, защитой несчастных Pussy Riot, восхвалением группы «Война» и акций Петра Павленского. Создаем популярность Лесли и Рыбкам, аплодируем Кончитам Вурст, ряженым казакам – всем подряд. Не власти виноваты и не политики. Мы сами так воспитываем наших детей. Вросли в сложившийся растительно-овощной порядок: все делают, что хотят, – это, братцы, и есть свобода.

Вспомнился смешной толстяк из Великой Губы. Ему хотелось спать…

Мы тоже спим. Не только спим – храпим. Устрашающий храп несется по континентам, ввергает в трепет жителей Земли.

И с нами шли к Голгофам под знаменами

Отцы за ним, – как сладкое житье…

Пусть нам простятся морды полусонные,

Мы дети тех, кто недоспал свое.

Мы спать хотим…

Наум Коржавин

Пепел Кондопоги стучит в наше сердце. Просыпайтесь, люди.

Настало время собирать камни. Прохрапим наше великое прошлое. Проспим и страну, и детей, будущее России. Пора просыпаться.   

Санкт-Петербург

Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


КПРФ уже тесно в политконсенсусе

КПРФ уже тесно в политконсенсусе

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Единение с властью ради СВО для левых стало смирительной рубашкой

0
2935
История страны – в истории семьи, или О родителях и детях 1990-х

История страны – в истории семьи, или О родителях и детях 1990-х

Вера Цветкова

Юрий Быков снял криминальную сагу, его коллеги – семейную, однако прилагательные тут взаимозаменяемы  

0
2448
Драмкружок, кружок по фото, а еще и петь охота

Драмкружок, кружок по фото, а еще и петь охота

Елена Герасимова

Разнообразие интересов родителей – залог развития детей

0
3048
Депутаты выступили за возвращение пионерлагерей

Депутаты выступили за возвращение пионерлагерей

Иван Родин

Для детских учреждений летнего отдыха предлагают единую систему воспитания

0
2535

Другие новости